— Ставьте палатку где угодно,— разрешил Меруан.— Нам так хочется взглянуть.
Мы с Ларри засуетились в поисках сухого бугорка рядом с чайной и приступили к разбивке палатки. Пока мы трудились, Меруан забрасывал нас вопросами о нас самих и о велопробеге, а затем переводил наши ответы остальным. Когда же вздулся купол нашей яркой жёлто-голубой палатки, все присутствующие, и Меруан в том числе, словно приросли к месту. Самые смелые из ребятишек начали было подбираться ближе, однако их удержали взрослые, буравившие нас вопросительными взглядами. Как только Ларри жестом пригласил всех и каждого приблизиться и обследовать палатку, правоверные опустились на корточки и прилипли к окошечкам палатки, заглядывая внутрь, затем робко ощупывали нейлоновые стенки и обследовали алюминиевые стойки и колышки.
Спустя некоторое время они пристали к Меруану с каким-то вопросом.
— Хотелось бы знать, как вы попадаете внутрь,— пояснил Меруан.
Расстегнув молнию полога, Ларри вполз в палатку, через минуту он уже подмигивал нам из окошка. Это впечатлило всех; когда же я распаковала подушки и спальники, «капюшоны» мгновенно выстроились в очередь, чтобы своими руками потрогать незнакомые предметы. Меруана разобрало любопытство: есть ли у президента Картера палатка вроде нашей?
Едва мы закончили разбирать свой нехитрый скарб, посыпал мелкий дождик. Меруан торопливо простился, сел в машину и был таков. Остальные зрители натянули свои капюшоны и, ссутулившись, торопливо зашлёпали, кто остроносыми туфлями, кто босиком, под гостеприимный кров чайной либо разбрелись по домам. Мы с Ларри залезли в палатку, тогда как детвора толкалась возле окон, тараща на нас глазёнки. Дети махали ладошками, прыская от смеха.
С отъездом Меруана мы поняли, что потеряли всякую возможность речевого общения с только что освоенной деревушкой. Неожиданно в одном из окон палатки возникло озабоченное лицо хозяина чайной. На жутко ломаном испанском, отчаянно жестикулируя, он втолковал нам, что если ночью дождь разойдётся, то землю вокруг нашей палатки непременно затопит вода. У него было для нас местечко получше, и он пригласил Ларри следовать за ним. Я осталась ждать в палатке, успокаивая свои натруженные колени.
«Местечко получше» оказалось просторным помещением, сложенным из бетонных блоков, начисто лишённым окон, зато с тяжёлой рифлёной стальной дверью. Этому свежепостроенному боксу вскоре предстояло стать единственным в посёлке крытым рынком. Хозяин чайной был его гордым владельцем, его физиономия расплылась в широчайшей улыбке, когда мы принялись горячо благодарить его за предложение, согласившись провести ночь внутри «каменного пенала».
Сложив палатку, мы перетащили всё в тёмный бокс, который должен был послужить нам убежищем от дождя, шума и огней проходящего транспорта. Затем мы, подхватив плитку, утварь, рис и овощи, зашагали в чайную, где можно было приготовить и поглотить ужин при свете керосиновых ламп.
К нашему столику подсели двое молодых людей, которые свободно говорили по-французски и немного читали по-английски. Я извлекла журнал «Тайм», который купила в Сеуте, и протянула его юношам. Открыв журнал, они тыкали пальцами в фотографии Картера, Садата и Бегина и улыбались.
— Джимми Картер,— кивнул один из них.— Хорошо. Мир.
Его приятель указал на фото «атомного гриба», а затем, хмурясь, пожал плечами, желая показать, что не понимает. Взглянув на фото, его друг проронил: «Хиросима», тогда другой закивал, что понял.
Внимательно изучая журнал, они оба покуривали гашиш и тискали друг другу ручки. В исламском Марокко сельские юноши до женитьбы не имеют сексуальных контактов с женщинами, и наши «голубки», подобно многим другим юным мусульманам, с которыми нам довелось познакомиться, разделяли сексуальные желания с другими мужчинами, потому что женщины были для них табу или они просто отдавали предпочтение партнёрам-мужчинам.
Пока мы трапезничали, в чайную заглянул водитель грузовика, привлечённый вечерним шашлыком с чаем. Мы немного поговорили с ним на испанском, и он, прежде чем покинуть заведение, поведал всем присутствующим о наших страданиях без карты. Это сообщение побудило всех завсегдатаев заведения собраться в кружок, голова к голове, и нарисовать для нас план местности, детально изобразив на нём дорогу в Фес. В довершение работы какой-то умник снабдил план подписями на французском. В целом рукотворный набросок получился весьма приблизительным, однако из него легко можно было понять, что дорога имела лишь две развилки: повороты на Шешуан и Мекнес.