Богдан Королев
Миллениал
***
Иногда я задумываюсь: «Кто мы? Кто такие люди нашего поколения?» Мы затерялись между поколением «Y» и «зумерами». Слишком сложное восприятие нас, которое не укладывается в голове, оставляя после себя послевкусие огромной черной дыры. Мы – дети рожденные в середине 90-х годов, последние, кто видел еще ту жизнь без интернета, без компьютерных игр, без платной подписки на музыку, без стриминговых сервисов и прочего дерьма современной реальности, без которых уже лет через десять невозможно будет представить жизнь. Мы привыкли к этому так же, как и наши родители, но восприняли это так же, как и современные дети, которые увы перестали быть детьми.
Итак я лежал на кровати. Единственный выходной на неделе. Холодное пиво уже стало теплым. Банка нагрелась, соприкасаясь со стеной в комнате, она оставила последний мокрый круг из-под своего основания на зеленом или, может быть, даже салатовом велюре внешней обивки дивана. Скоро и эта последняя вода испариться, повысив влажность на десятитысячную долю процента, и никто этого не заметит, даже я сам. Я лишь вспомню об этом, положив использованный табачный стик на этот подлокотник.
Где-то в моем холодильнике стоит бутылка сухого красного. Сессия кончилась успешно. И это надо будет отметить парой бокалов наедине со своим сознанием и жарким июльским зноем, который доносится сквозь раскрытый настежь стеклопакет балкона. Он медленно сольется со звуком Варшавского шоссе, словно два разных раствора желтой и красной кровяной соли, и вот уже оба они, переплетаясь, струями вцепятся друг в друга, образуя подобие завитков, и донесутся до первых рецепторов кожи и ушей. Они создадут фон, напоминающий лейтмотив дня и растворятся в пространстве облаков неба, когда я наконец-таки решусь выйти из этого бетонного бункера на пятнадцатом этаже типовой многоэтажки, допив два бокала холодного красного вина.
Кошка пробегает мимо меня. Худая и пушистая. Она украдкой смотрит на себя в зеркало, подбежав к шкафу, а затем она смотрит на меня, пытающегося бороться с июльской жарой, потягивающего светлое теплое пиво. У кошки игривое настроение, несмотря на ее достаточно преклонный возраст и пережитый месяц назад микроинсульт. У меня совершенно не игривое настроение, а скорее наоборот. Сегодня я хочу быть максимально одинок и голоден во всех смыслах этих двух слов. Даже вибрирующий телефон на комоде рядом с пластинкой «Queen» не заставит меня взять его и выйти из состояния глубокой пустоты и ментальной пропасти.
Он продолжает вибрировать, разнося этот ужасный и мерзкий звук по огромному кубу воздуха. Кто-то пытается достучаться до меня, вероятно, кто-то что-то мне хочет сказать, а может быть это банальная телефонная реклама, а, может быть, это может быть что угодно на том конце радиочастоты и волны. Но меня сегодня нет. Меня сегодня не существует ни для кого, я сознательно выпал в этот день в теплую пивную банку и два холодных бокала красного сухого вина.
Надо вставать. Время застыло где-то в космосе, словно намазанная на гладкую поверхность харкотина. Оно застыло, не подавая ни звука, ни малейшего сигнала. И, казалось бы, нельзя лежать так бесконечно долго. Давно пора перестать прокрастинировать. У меня горит книга, надо сесть и писать ее дальше. Желудок не урчит, потому что я дал ему много бесполезных углеводов из жестяной банки, но, все же, надо приготовить обед, ибо время завтрака уже упущено мной часов как пять назад.
Безусловно, это все надо сделать неизбежно. Я должен столкнуться с этим как «Титаник» с айсбергом пятнадцатого апреля, но все это осложняется тем, что посуда третий день как не мыта. В квартире живет полтергейст в виде гребанного и неаккуратного миллениала, который вот уже на протяжении месяца только и делает, что гадит в каждом углу. Проще было бы послать это все в жопу. Туда и пошлю.
Я встаю с кровати. Кошка прошла мимо и проорала во всю свою кошачью глотку. Она ходила за мной, охотясь за пятками моих ног. Не знаю зачем, но она продолжала это делать, действуя мне на нервы. Словно громадный слон я прохожу путь от дивана до ванной комнаты, не обращая на нее никакого внимания, как на Моську из той самой басни Крылова.
Поравнявшись с косяком двери, я на секунду закрываю глаза и вдыхаю полной грудью воздух, наполненный запахом стирального порошка, мыла, шампуня для волос, кошачьего туалета и хлорки. Открыв глаза, я вижу отвратительное зрелище, настигшее меня и до сих пор непривычное: куча нестираного белья уже какую неделю лежала на стиральной машине. За ее стеклянной дверью лежала куча постиранного белья. Постирал я его ровно неделю назад, но так и не вынул, и, наверное, оно уже протухло там.