В 60-е годы номерные знаки начинались с буквы, обозначавшей лен, и в детстве Микаэль научился распознавать, откуда приехала машина. На «АСЗ» начинались номера Вестерботтена.
[45]
Потом Микаэль заметил кое-что другое. На заднем стекле имелась какая-то наклейка. Он увеличил масштаб, но текст совершенно расплылся. Микаэль вырезал наклейку и долго бился над контрастностью и резкостью. Он по-прежнему не мог прочитать текст, но пытался в расплывчатых линиях угадать, какие буквы там могут быть. Многие буквы были обманчиво похожи. «О» легко путалось с «D», а «В» походило на «Е» и некоторые другие. Повозившись с бумагой и ручкой и исключив ряд букв, он получил непонятный текст.
Микаэль всматривался в картинку, пока глаза не начали слезиться. И вдруг ясно увидел текст:
NORSJÖ SNICKERIFABRIK –
ДЕРЕВООБДЕЛОЧНАЯ ФАБРИКА НУРШЁ.
Далее следовали мелкие значки, совершенно нечитаемые, но, вероятно, представлявшие собой номер телефона.
Глава
17
Среда 11 июня — суббота 14 июня
Третьим кусочком мозаики он был обязан помощи с совершенно неожиданной стороны.
Проработав всю ночь с фотографиями, Микаэль проспал тяжелым сном до середины дня. Проснулся он со смутной головной болью, принял душ и отправился завтракать в «Кафе Сусанны». Собраться с мыслями удавалось с трудом. Надо было бы сходить к Хенрику Вангеру и доложить о своих открытиях. Однако вместо этого он пошел и позвонил в дверь Сесилии Вангер. Ему хотелось спросить у нее, что она делала в комнате Харриет и почему солгала, будто туда не заходила.
Никто не открыл.
Микаэль уже собрался уходить, но тут услышал голос:
— Твоей шлюхи нет дома.
Голлум выбрался из своего логова. Он оказался высоким, почти два метра ростом, правда, его так согнуло от возраста, что глаза теперь были на уровне глаз Микаэля. Всю кожу покрывали темные пигментные пятна. Он стоял в коричневом халате, надетом поверх пижамы, и опирался на палку. Типичный голливудский злой старик.
— Что вы сказали?
— Я сказал, что твоей шлюхи нет дома.
Микаэль подошел так близко, что почти уткнулся носом в Харальда Вангера.
— Ты говоришь о своей собственной дочери, грязная свинья.
— Это не я шастаю сюда по ночам, — ответил Харальд Вангер, улыбаясь беззубым ртом.
От него дурно пахло. Микаэль обогнул его и, не оборачиваясь, двинулся дальше.
Хенрика Вангера он застал в кабинете.
— Я только что встретил вашего брата, — сказал Микаэль с плохо скрываемой злостью.
— Харальда? Вот как… Значит, он отважился высунуться. Он проделывает это разок-другой в году.
— Он возник, когда я звонил в дверь Сесилии. И сказал, цитирую: «Твоей шлюхи нет дома». Конец цитаты.
— Это вполне в духе Харальда, — спокойно ответил Хенрик Вангер.
— Он назвал собственную дочь шлюхой.
— Он так ее называет уже много лет. Поэтому они и не разговаривают.
— Почему?
— Сесилия утратила невинность, когда ей был двадцать один год. Это произошло здесь, в Хедестаде, после романа, который у нее приключился летом, через год после исчезновения Харриет.
— И что из этого?
— Мужчину, которого она любила, звали Петер Самуэльссон, и он работал младшим экономистом на нашем предприятии. Толковый парень. Сейчас служит в компании «АВВ». Будь она моей дочерью, я бы ухватился за возможность заполучить такого в зятья. Но у него имелся некий минус.
— Только не говорите, что это то, о чем я подумал.
— Харальд измерил его голову, или проверил его родословную, или что-то в этом роде и обнаружил, что он на четверть еврей.
— Господи боже.
— С тех пор он называет ее шлюхой.
— Он знал, что мы с Сесилией…
— Об этом, вероятно, знает все селение, кроме разве что Изабеллы, поскольку никто, будучи в здравом уме, не станет ей ничего рассказывать, а у нее, слава богу, есть одно приятное свойство — она засыпает около восьми вечера. Харальд, вероятно, следит за каждым твоим шагом.
Микаэль сел, вид у него был довольно глупый.
— Вы хотите сказать, что всем известно…
— Разумеется.
— А вы не против?
— Дорогой Микаэль, меня это совершенно не касается.
— Где Сесилия?
— Учебный год закончился. Она в субботу улетела в Лондон, чтобы навестить сестру, а потом поедет в отпуск в… хм, кажется, во Флориду. Вернется примерно через месяц.
Микаэль почувствовал себя еще глупее.
— Мы вроде как сделали перерыв в наших отношениях.
— Понимаю, но это по-прежнему не мое дело. Как продвигается работа?
Микаэль налил себе кофе из стоявшего на столе термоса и взглянул на старика:
— Я нашел новый материал и думаю, мне надо одолжить у кого-нибудь машину.
О своих выводах Микаэль рассказывал довольно долго. Достав из сумки ноутбук, он запустил слайд-шоу, дававшее возможность увидеть Харриет на Йернвегсгатан и ее реакцию. Он показал также, как обнаружил зрителей с туристским фотоаппаратом и их машину с наклейкой деревообделочной фабрики в Нуршё. Когда он закончил, Хенрик Вангер попросил запустить слайд-шоу еще раз, и Микаэль выполнил его просьбу.
Когда Хенрик Вангер оторвался от экрана компьютера, его лицо было серым. Микаэль вдруг испугался и придержал его за плечо, Хенрик Вангер жестом показал, что все в порядке, и некоторое время сидел молча.
— Черт возьми, ты сделал то, что считалось невозможным. Ты обнаружил нечто совершенно новое. Что ты собираешься делать дальше?
— Я должен найти этот снимок, если он еще существует.
О лице в окне и своих подозрениях относительно Сесилии Вангер Микаэль не упомянул. Вероятно, это свидетельствовало о том, что он был далеко не беспристрастным частным детективом.
Когда Микаэль снова вышел на улицу, Харальд Вангер уже убрался, вероятно, назад в свое логово. Завернув за угол, Микаэль обнаружил, что на крыльце его домика кто-то сидит спиной к нему и читает газету. На какую-то долю секунды ему померещилось, что это Сесилия Вангер; правда, он сразу же понял, что это не так.
На ступеньках пристроилась темноволосая девушка, и, подойдя ближе, он ее узнал.
— Привет, папа, — сказала Пернилла Абрахамссон.
Микаэль крепко обнял дочку.
— Откуда, скажи на милость, ты взялась?
— Естественно, из дома. По дороге в Шеллефтео. Я только переночую.
— А как ты меня нашла?
— Мама знала, куда ты уехал. Я спросила в кафе, где ты живешь, и меня направили сюда. Ты мне рад?
— Конечно. Заходи. Если бы ты предупредила, я бы купил чего-нибудь вкусного.
— Я чисто спонтанно решила сделать здесь остановку. Мне хотелось поздравить тебя с выходом из тюрьмы, но ты так и не позвонил.
— Прости.
— Ничего страшного. Мама говорит, что ты вечно занят только своими мыслями.
— Значит, она обо мне такого мнения?
— Более или менее. Но это не имеет значения. Я тебя все равно люблю.
— Я тоже тебя люблю, но, знаешь ли…
— Знаю. Я думаю, что уже достаточно взрослая.
Микаэль приготовил чай и достал печенье. Внезапно он понял, что дочь действительно права. Она уже не маленькая, ей почти семнадцать лет, еще немного — и она станет взрослой женщиной. Ему надо отвыкать обращаться с ней как с ребенком.
— Ну и как тебе?
— Что?
— Тюрьма.
Микаэль рассмеялся:
— Ты поверишь, если я скажу, что это было нечто вроде оплаченного отпуска, во время которого я имел возможность думать и писать?
— Безусловно. Я не думаю, что тюрьма сильно отличается от монастыря, а в монастырь люди всегда уходили, чтобы развиваться.
— Ну, можно, вероятно, и так сказать. Надеюсь, у тебя не возникло проблем из-за того, что твой папа сидел в тюрьме?
— Отнюдь нет. Я тобой горжусь и не упускаю случая похвастаться тем, что ты сидел за свои убеждения.