— Для этого анализы нужно сдавать, а ты ни в какую не идешь!
— Со мной все нормально! — цежу я сквозь зубы. — Сама знаешь, я сильно занят.
— Вот поэтому я и хочу разойтись.
Осознание происходящего доходит не сразу. Может, в этом алкоголь виноват, может, шок, может еще какая-то хрень в голове поселилась. Не знаю, если честно. Но сейчас я готов пойти вместе с ней в клинику, пройти дурацкие процедуры, которые вызывают дикую боль, и лишний раз убедиться, что со мной все в порядке.
— Ян, давай все обсудим нормально. Не руби на корню.
— Как с тобой все “нормально” обсудить? Ты все время закрываешься от меня, ночуешь в своей мастерской каждый раз! Понимаешь? Каждый раз, когда я хочу поговорить о детях, ты уходишь! Я устала!
Яна смотрит на меня, как на заклятого врага, ее грудь в элегантном черном платье то поднимается, то опускается, ноздри напряжены. Но ненадолго. Отдышавшись, снова опустила глаза. Маленькая капелька упала на тарелку, в которой еще недавно лежал салат «Цезарь».
— Прости…
Вот и писклявость в голосе появилась. Довел девчонку. Это если со стороны посмотреть. Но на деле складывалось ощущение, что довела как раз она. До края. Туда, где больше нет мира. Сплошной белый холст без конца и края.
— Я заплачу и… — лепечет она.
— Иди. Сам разберусь.
Впервые в жизни она не перечит. Тихо стаскивает с колен тканевую салфетку, тихо поднимается и легкой походкой, за которой я так любил временами наблюдать, выходит из ресторана. А потом и из моей жизни. Пытаюсь запомнить и ее шикарную фигуру в форме песочных часов, идеально уложенные в аккуратный пучок волосы, и легкую улыбку, которой она одаривала окружающих.
Теперь я не вхожу в число счастливчиков, которые наблюдают за переливом белоснежного жемчуга под алыми губами…
Как любой мужчина, я должен остановить ее, взять за руку и впиться в ее губы. Посмотреть в глаза цвета насыщенной зелени и тихо умолять дать второй шанс, щекоча шепотом слух. Но ничего из этого я не делаю. Мы не в кино, в конце концов. Яна не станет слушать, как бы я сейчас не убеждал. Что бы ни сказал.
На самом деле ситуация странная. Точнее не так — дебильная. Хотел ли я ребенка? Не знаю. Дети это прекрасно. Бегала бы по нашей квартире маленькая светловолосая красавица с ярко-зелеными глазами и встречала бы меня из студии. Я бы писал ее портреты, разукрасил бы детскую.
Было бы здорово, только от этой идеи не ни горячо, ни холодно. Есть дети, нет детей. Какая разница? Время еще есть.
Только вот у Яны его не нашлось…
— Принести счет? — ко мне подходит молодая официантка.
— Абсолют. Бутылку и рюмку.
— Но у нас граммовки…
— Двести грамм, — и протягиваю кольцо. — Берите, берите.
Девушка некоторое время моргает темным веером вместо ресниц и, немного постояв, молча берет красную коробочку. Через три минуты заказ лежал передо мной.
Можно я не буду распевать песни аля «Напилася я пьяна»? Во-первых, это бабская фишка, а во-вторых, мне абсолютно плевать, сколько грамм водки войдет в организм.
Домой идти надо, только не хочется. Ноги не тянут, как раньше. Потому что она там. Пропитала квартиру своим стилем, ароматом, своими банками из-под кремов, пудрениц. А мне ведь важно личное пространство, но ради нее уступил место. Потому что люблю ее, дуру. До сих пор люблю.
Ладно, на студии переночую.
— Девушка! — кричу с барной стойки. Когда я успел переместиться сюда? — Счет!
А теперь надо свалить отсю… Ух ты ж блядь! Мне бы на ногах устоять, не то что до дома доехать! Ладно, вру, на ногах я нормально стою. Вроде бы. А чего это снег такой скользкий?
— Эй, аккуратнее!
Конечно, не вижу. Как можно заметить в темноте нечто черное, сливающееся с грязью на асфальте? Ах, это твоя куртка?
— Не заметил.
— Ты мне шмотки испачкал, придурок! В чем я теперь ходить буду?
Если честно, я не особо понял, какого пола это черное пятно. Вроде бы женским голосом говорит, но он такой хриплый и прокуренный. Больше похож на голос генерала в отставке.
— Постираешь, — бросаю через плечо и желаю как можно скорее оказаться в машине, а не среди снегопада, но тут…
— Не свалишь!
Оно цепляется за мою штанину и не отпускает. Охренительно! Еще и меня в грязь обмакни!
— Отвали!
— Ты глухой? Мне ходить теперь не в чем! Возмещай, придурок старый!
Отлично! Я теперь еще старый! Докатился!
— Так, — тянусь за кошельком во внутреннем кармане. — Держи на новую одежду и больше не приставай! — кидаю несколько купюр (не знаю, каких именно, рублевых или долларовых), и иду на парковку. Точнее пытаюсь идти, пока меня выпустили на свободу.