К той самой женщине, которая отказывалась давать лекарства за непослушание…
Тот подслушанный разговор и ее слова об «отбросах» не давал покоя. Я не мог нормально писать картины, даже наброски не делал. «Хлоя» давно уже высохла, а я никак не нанесу следующий слой. Вместо этого открыл Мак и читал в интернете рассказы детдомовских воспитанников, об их образовании, адаптации и будущем. И информация меня совсем не радовала.
Раньше я лишь представлял, что может твориться за стенами государственных зданий, но никак не думал, что детей будут запирать в подвалах, насильно отправлять в психиатрическую больницу за непослушание, или того хуже — забить до смерти, а врачам из скорой приплатить за молчание.
Может, в больницу к ней прийти? Только зачем? Смысл? Что я там забыл? Черт! Эта девчонка не оставляет меня в покое! Почему в новом наброске вижу эти печальные глаза? Утомленные? Несчастные? Побитые жизнью? И кто в этом виноват? Судьба в лице определенных людей, или девчонка, которая осталась одна в этом мире?
Мы, живя по ту сторону от реальности, видим жизнь другими глазами. Не такими, как они. Как эти дети. Они тоже имеют право на существование, тоже хотят жить, как все. Те же шансы, те же права.
На следующий день все же собираюсь в больницу. Бессмысленно. Необдуманно. Плевать. Интересно, как она там? Эта наглая нахалка? Выписали или нет? Что ее ждет дальше? Как себя вести? Что я вообще тут забыл?
Но думать поздно — я уже вошел в палату.
— Привет.
Ева не спит, не лежит в позе умирающего лебедя, как в прошлый раз, да и к системе не подсоединена. Удивленно вскидывает глаза, когда я делаю шаг и закрываю за собой дверь.
— Ты как-то часто в моей жизни появляешься, — хмыкает девчонка.
— Мне уйти?
На мгновение глаза увеличиваются, голова на автомате качается из стороны в сторону. Глупышка. Ее реакция заставляет меня улыбнуться.
— Не переживай, я пошутил, — Ева почти незаметно расслабляется. — Я же тебе не отдал пакет…
— О, че принес? Что-то вкусненькое, да?
Смотрит на продукты таким взглядом, словно я заставил ее ждать. Долго причем, слишком долго. Вот наглая морда! Хотя теперь эта черта характера дает хоть какую-то ясность. Ведь она многого лишена в своем интернате, приюте. Как это вообще называют?
— Там фрукты, йогурты…
— Серьезно? — она вскидывает бровь. — Нашел, чем удивить.
— Ну если не будешь есть то… — хватаюсь за ручки пакета и хочу положить их обратно на колени, но ее маленькая ладонь перехватывает мои.
— Нет уж! Раз принес, оставь мне!
Девчонка с любопытством заглядывает в пакет, как достает оттуда яблоко и откусывает свежий плод. Маленькая капелька сока стекает с левого уголка полных губ. Глаза закрывает, когда откусывает снова. А потом открывает, показывая истинный блеск. И только сейчас, наблюдая за девчонкой, различаю цвет глаз. Светло-карий. Ближе к медовому, сверкающему на солнце.
Мы сидим. Молчим. Друг на друга смотрим. Чувствую себя неловко. Не в своей тарелке, что ли. Вспоминаю, чем закончился наш последний разговор. Что она говорила о своем покойном друге и о жизни в целом. Насилие, несправедливость, желание угробить этих детей.
А что делали с ней? Вряд ли одних лекарств лишали.
— Эй, ты че завис? — бодрый голос девчонки отрезвляет. Откусывает последний кусок яблока и кидает огрызок в урну около входа. Попадает точно в цель. — Ау! Слышишь меня?
— Слушай, тебе правда могут не дать лекарства?
— Ну, это обычное дело, если косячу, — отвечает обыденно, словно в этом ничего страшного нет.
— Вам берут и не дают положенные лекарства?
— Иногда денег не хватает, иногда внимания заведующей. Только она распределяет все между ребятами, а нас много.
То есть те истории правдивы… Ебаный рот!
— Это же ненормально.
— Добро пожаловать в мой мир, дяденька миллионер! — она разводит приветливо руками и наиграно улыбается. — Тебя ждет плесень, вонь и медные трубы.
— Нет, серьезно. Вас могут запереть в подвалах, избить и отправить в психушку? И это никак не будет караться?
Девчонка посмотрела на меня, как на сумасшедшего. Взметнула темные брови вверх. Даже челюсть отвисла. Нет, теперь я точно чувствую себя идиотом.
— Знаешь, я тоже об этом слышала, — говорит она с долей иронии.
— Я серьезно спрашиваю.
— А я серьезно отвечаю. Ты где эту хрень вычитал?
Если раньше я пытался ее отчитать, то сейчас мы поменялись ролями. Она смотрит на меня так укоризненно, как училка начальных классов. Осталось только ей очки нацепить и указку в руки взять.