— Ты знаешь, — сказала Бронте, открыв шкаф-кровать, и доставая подушку для Марджори, и пройдя через комнату, она протянула ту подруге. — Когда я впервые встретила Логана, я не знала, что он миллиардер. Я думала, он управляющий отелем. Я ведь была простой официанткой. И когда узнала, что Логан миллиардер, я испугалась. Я не знала, смогу ли выдержать жизнь рядом с богатым человеком. И не просто богатым, а до неприличия богатым. И чем больше я боролась с этим, тем труднее мне было прийти к пониманию, что проблема была во мне, а не в нем. Я судила его отношения по количеству денег, а не то, что Логан действительно испытывал ко мне. Может быть и здесь то же самое?
Марджори покачала головой:
— Нет. Дело не в деньгах. Дело в том, что его бизнес создан для того, чтобы охотиться на девушек с низкой самооценкой и унижать их за деньги. Я не могу уважать того, кто так поступает. Мне это кажется неправильным. Может быть, я чересчур нравственна или ханжа, но именно так я себя и чувствую.
— Платон сказал: люди как грязь. Они могут либо питать вас и помогать вам расти как личности, либо они могут остановить ваш рост и заставить увянуть и умереть.
— Совершенно верно! — согласилась Марджори. — Я не хочу перестать расти. — По крайней мере, она была в этом уверена. В дневное время было легко ненавидеть Роба и всю его ложь, а вот ночью всё менялось: ей было одиноко в постели и порой сожалела, что прогнала Роба.
А сожалел ли сам Роб о том, кем он был? Что Марджори такая, какая есть?
Но больше всего она жалела, что не схватила Роба раньше и не затащила в постель. Возможно, это совсем неправильно, но так оно и было. Из всех вещей, по которым скучала Марджори больше всего — это его улыбка и нежные ласки. Делало ли это ее ужасным человеком? Ведь она должна была думать о том, как Роб лгал ей, как он наживался на женщинах с низкой самооценкой, а Марджори лишь скучала по нему.
— Но теперь, тебя окружают те люди, кто позволит тебе расти, — сказала Бронте с улыбкой, возвращая Марджори в настоящее. — И ты знаешь, что я здесь и, если тебе когда-нибудь понадобится с кем-то поговорить, я всегда буду рада тебя выслушать.
— Я знаю. — Марджори засунула подушку в наволочку. — Но я думаю, что на какое-то время я просто погружусь в работу.
— А вот это уже музыка для моих ушей, — подметила Бронте. — Работы действительно много.
***
Марджори постепенно привыкала к жизни в Нью-Йорке. Некоторые вещи в городе были удивительными, как и огромное разнообразие ресторанов и туннелей метро, позволяющие добраться куда угодно без личного автомобиля. Больше всего Марджори любила магазины, музеи и Центральный парк. К некоторым другим вещам в Нью-Йорке нужно было привыкнуть, к примеру: покупать продукты в магазине на углу вместо супермаркета, к множеству такси, и бесконечному рою людей. Марджори никогда в жизни не видела столько людей в одном месте. Девушка шла рядом с ними по улицам, делила с ними такси и слышала их сквозь тонкие стены своей новой квартиры. Казалось, никто в Нью-Йорке никогда не был одинок.
И всё же среди всех жителей города Марджори чувствовала себя очень одинокой. Может быть, она была глупой и слишком наивной, но скучала по Робу. Время, проведенное с ним, заставило ее почувствовать себя более живой, чем когда-либо прежде. Как будто кто-то наконец увидел ее — настоящую ее — и был рад находиться рядом с ней.
Может быть, именно поэтому, после столь короткого курортного романа, ей было так трудно вернуться к привычной одинокой жизни. И даже проведенное время с Агнес и ее друзьями за игрой в бинго, не приносило удовольствия и ощущение полной жизни. И даже поход в магазин пряжи и выбор нового рисунка для вязания больше не казались такими захватывающими, когда рядом с ней не было того, кому она могла показать свое творение. А ложиться в свою двуспальную кровать, казалось смертным приговором.
Она скучала по поцелуям, скучала по прикосновениям. Ей не хватало смеха Роба, когда Марджори рассказывала банальную шутку.
Она скучала по Робу.
Он стал ее первой настоящей любовью, и Марджори влюбилась быстро и бесповоротно. И ей потребуется гораздо больше времени, чтобы прийти в себя, но когда-нибудь страдания закончатся.