— Может, еще и попробует… Сейчас они пытаются переключить на себя ручное управление станцией.
— Ну, для этого им придется долго ругаться с Ковалевым. А твой дружок умеет быть таким занудой, что я им, честно говоря, не завидую.
— Странно все это, — покачал головой Гумилев. — Из того, что Свиридов подозревает Бунина в убийстве Надежды, совсем не вытекает, что его помощью нельзя воспользоваться для обнаружения Конька. Между тем, стоило мне об этом заикнуться, он едва ли не прямым текстом послал меня по известному адресу…
Илюмжинов помолчал, отхлебнул кофе.
— Логически рассуждая, такое может быть, если Свиридов не хочет, чтобы Бунин — или кто-то, кто будет рядом с ним во время эксперимента — увидел, какой предмет у него самого. Но Бунину никто не мешал увидеть это и раньше, пока его ни в чем не подозревали. Значит…
— Значит, этот предмет появился у генерала уже после того, как у Бунина отобрали спрута!
Андрей почувствовал, как по спине у него пробежал холодок.
— Думаешь, это мог быть Морской Конек?
Илюмжинов пожал плечами.
- Слишком мало информации. Что мы знаем о предметах? Что они дают своим хозяевам определенные сверхспособности, что к некоторым из них, таким, как спрут, надо более или менее долго привыкать, и что на станции «Земля-2» их, по крайней мере, три, а скорее всего, больше.
— Вот что значит — шахматист, — невесело усмехнулся Гумилев. — Все разложил по полочкам!
— Один предмет — у меня, — продолжал, не слушая его, Кирсан. — Это Единорог. Второй предмет был у Бунина, а теперь находится у Свиридова. Это Спрут. Третий, о котором мы можем судить только по характеру повреждений, нанесенных Алферовой и этой… Жанне — вероятнее всего, Морской Конек.
— Хочешь сказать, на станции есть и другие предметы?
— Во всяком случае, это очень вероятно. Меня, честно говоря, вообще напрягает это обилие предметов. Я за всю свою предыдущую жизнь видел только два — Лиса да Единорога, а тут просто какое-то хранилище. Вот сижу я и думаю: а кому понадобилось всю эту коллекцию предметов тащить с собой на Северный полюс? И главное — для чего?
Андрей допил свой сок, знаком показал стюарду — повторить. В горле пересохло, как если бы он пробежал десять километров по пересеченной местности.
— У меня нет на это ответа, Кирсан, — сказал он медленно. — Только предположения. И эти предположения мне совсем не нравятся…
— Поделишься?
— Мне все больше кажется, что мы только пешки в чьей-то чужой игре. Тебе, как шахматисту, эта аналогия должна быть близка.
Кирсан хмыкнул.
Ну, ты-то наверняка не пешка, Андрей. По крайней мере — конь.
— Спасибо, утешил!
— Но, в целом, ты прав. Идет какая-то скрытая, закулисная игра. И все поступки, которые мы совершаем, только кажутСя самостоятельными. На самом деле мы делаем то, чего от нас ожидают невидимые кукловоды.
Андрей вспомнил изломанное тело Алферовой, похожее на сорвавшуюся с нитей марионетку.
— Пора сделать ход, которого от нас не ожидают!
— Какой?
— Надо забрать спрута у Свиридова. Ясно, что по доброй воле он нам его не отдаст…
— Предлагаешь отнять предмет силой? Мне кажется, старикан еще вполне крепок, чтобы отбиться. Да и Папа мне говорил, что предметы, полученные с помощью насилия, не работают…
— Что? Твой папа тебе такое говорил?
— Причем здесь мой папа? Иоанн Павел Второй во время аудиенции в Ватикане… Помнишь, я тебе рассказывал?
— Да… слушай, но это же все меняет!
— Что меняет?
— Свиридов просто не может воспользоваться Спрутом! Он же фактически отобрал его у Бунина при аресте! Для него этот предмет бесполезен!
— Ну и для нас будет бесполезен, если мы захотим отнять его у генерала. К тому же Спрут — сложный предмет, к нему надо привыкать, а времени у нас нет…
— Вот тебе и сделали самостоятельный ход, — Андрей даже зубами скрипнул от злости. — Нет, в этой пьесе все роли расписаны до самого финала…
— Знаешь, — задумчиво сказал калмык, — мне почему-то кажется, что следующего хода осталось ждать совсем недолго-Не исключено, конечно, что один из нас этого уже не увидит-но если нам повезет, мы, может быть, поймем, чего добивается тот, кто превратил нас в шахматные фигурки…
2
Гумилева разбудил какой-то странный звук. Он открыл глаза
некоторое время лежал в темноте, прислушиваясь. Гудение двигателей стало громче, в нем словно бы появились надрывные нотки. Станция шла ровно, без рывков и торможений, но дндрея не покидало ощущение, будто во сне он почувствовал какое-то изменение ее плавного ритма.
Потом он увидел широко открытые, испуганные глаза Марго и понял, что она проснулась тоже.
— Что случилось? — одними губами спросила девушка.
Гумилев покачал головой.
— Не знаю. А почему ты не спишь?
— Как будто толкнуло что-то…
— Может, и толкнуло. Мне показалось, что станция начала разворачиваться. Да и двигатели гудят как-то непривычно, словно включили режим форсажа. Думаю, Свиридов все-таки взял управление на себя…
Он рывком сел на постели, спустил ноги на пол, нашарил в темноте тапочки.
— Куда ты? — в голосе Марго была паника.
— Не бойся, малыш. Я только схожу, проверю, все ли в порядке в рубке. Закрой за мной дверь и никому не открывай, договорились?
— Не уходи! Пожалуйста!
— Малыш! Что это за детские капризы! Тебе здесь совершенно ничего не грозит. Присмотри за Маруськой, а я скоро вернусь.
— Я боюсь не за себя, — тихо произнесла девушка. — Я боюсь, Что что-то плохое случится с тобой…
До рубки Гумилев не дошел. У лестницы, ведущей на верхнюю палубу, его чуть не сбил с ног Поздняк.
— Что вы здесь делаете? — рявкнул подполковник.
— Вот что, подполковник, — сказал Андрей холодно, — если вы ещё раз позволите себе этот хамский тон, вместо того, чтобы обратиться по имени-отчеству, то я приложу все усилия, по возвращении вас разжаловали сразу в младшие лейтенанты. Я понятно выражаюсь?
Поздняк посмотрел на него дикими глазами.
— Да вы… да вы что себе позволяете? Скажите спасибо, что не сидите под арестом, как ваш дружок Бунин!
Андрей схватил его за грудки и с силой припечатал к стене коридора.
— Что, в убийцы меня записали, рыцари плаща и кинжала хреновы? Сами развели тут тайны мадридского двора, превратили научную экспедицию в какую-то игру на выживание! Что случилось со станцией двадцать минут назад? Почему двигатели работали на форсаже?
— Руки уберите, — буркнул Поздняк уже не так агрессивно. — Откуда я знаю, что случилось со станцией? Ее ведет ваш Ковалев, генерал не отстранял его от командования. А потом… такое впечатление, что мы резко изменили курс. Я пытался дозвониться до генерала, но он не берет трубку. Может быть, теперь вы все-таки расскажете, что делали здесь? Андрей Львович, — добавил он, помедлив несколько мгновений.
— Да то же, что и вы, — порыв бешенства, охвативший Андрея, уже прошел. — Мне показалось, что станция то ли повернула, то ли вообще взлетела в воздух. Вот и решил проверить…
За спиной раздались торопливые шаги. Андрей обернулся и увидел Арсения Ковалева.
— А ты почему здесь? — устало спросил он.
— У нас ЧП, — хрипло гаркнул Ковалев. — Кто-то влез в компьютер и изменил навигационную программу. Мы снова идем на север.
— А вы где были, когда кто-то шарил в вашем компьютере?" мгновенно ощерился Поздняк. Ковалев махнул рукой.
— В том то и дело, что я был в рубке, на дежурстве. Совершенно один. И тут вдруг… станция повернула так резко, что накренилась. И это, заметьте, несмотря на мощный гироскоп, который делает качку совершенно нечувствительной! Я сразу же бросился к мониторам… и выяснил, что кто-то только что поменял вводные в навигаторе.
Андрей не верил своим ушам. Кто-то управлял станцией дистанционно даже после того, как он отключил систему? Но как такое могло быть? Андрей решил при первой же возможности связаться с Саничем. Возможно, он бы смог это как-то прокомментировать, хотя какая теперь разница?