- Кроме твоей монашеской ночной рубашки.
Она улыбнулась, не в силах устоять перед проблеском веселья в его глазах.
- Я думаю, что надевать юбку-карандаш и каблуки в постели немного неудобно.
Он снова рассмеялся и потянулся через подлокотник кресла за бокалом, держа его длинными пальцами и изучая ее.
- Да, без шуток. Так почему ты все еще живешь дома? Я думал, ты уже уехала. У тебя своя квартира, и все такое.
В его тоне не было осуждения, поэтому она не знала, почему чувствует, что должна защититься. Или почему она чувствовала необходимость объясниться.
- Я не хотела уезжать. Папа совсем один в этом доме, и когда он ушел из «DS Corp.» в прошлом году, ему нужен был кто-то, чтобы заботиться о нем. Тем более что мои братья не интересовались им, - не тогда, когда они были теми, кто организовал его «отставку» в первую очередь.
Если Вульф и услышал в ее голосе оборонительные нотки, то не подал виду. Вместо этого он сделал глоток шампанского и посмотрел на нее поверх края бокала, его пристальный взгляд слегка нервировал ее.
Внезапно она почувствовала себя неловко, чего не хотела сейчас чувствовать, не с ним.
- Все в порядке, - сказала она, пытаясь скрыть это. - Мне нравится жить с папой. Эй, я готовлю еду и стираю белье. Могло быть и хуже.
- Да, конечно. Я понял тебя.
- А как насчет тебя? - пора обратить это против него. - Полагаю, ты не можешь говорить о своих миссиях и прочем, но... Флот - это все, о чем ты мечтал?
Он медленно кивнул.
- Определенно. Я имею в виду, тренировка была дерьмом и, вероятно, самой трудной вещью, которую я когда-либо делал, но быть частью команды... Это потрясающе знать, что они поддерживают меня, несмотря ни на что. И я их. Это семья, понимаешь?
Она кивнула, хотя на самом деле не понимала. Семья де Сантис никогда не была такой, а если и была, то она не была ее частью. Она была самой младшей и единственной девочкой, и на нее почти все детство не обращали внимания. У ее братьев были свои проблемы, но как только они отправили на пенсию своего отца, она решила, что не хочет иметь с ними ничего общего. Фактически, единственным человеком, который был в ее «команде», был ее отец.
Но только после смерти мамы.
Да, но какое это имеет значение? Теперь он на ее стороне, и это главное.
- Звучит потрясающе, - она сделала еще глоток из бокала. - Значит, у тебя есть семья, о которой ты всегда мечтал? Должно быть, приятно иметь это после всего, с чем тебе пришлось мириться, - она видела синяки, которые нанес ему Ной. Это заставило ее страдать за него.
Он одарил ее одной из своих ленивых сексуальных улыбок.
- Да, ты права. Это удивительно. Я возвращаюсь на базу, как только закончится мой отпуск. Должен поддержать своих друзей.
Укол разочарования пронзил ее, что было глупо. Он никогда не останется, не теперь, когда нашел свою семью. Так что она будет наслаждаться его обществом, пока может.
- Конечно. У меня то же самое с отцом. Он - моя команда и я должна поддерживать его.
- Ты хорошая дочь, Лив, - Вульф лениво покрутил шампанское в бокале, изучая ее. - Надеюсь, он ценит тебя так, как должен ценить.
- Спасибо, - что-то потеплело в ее груди от его похвалы. Она не часто получала ее от отца - да и вообще от кого бы то ни было - и часто говорила себе, что они ей не нужны. Она знала, что он любит ее. - Он ценит.
Уголок рта Вульфа приподнялся.
- Хорошо.
Слово прозвучало восхитительно хрипло, заставляя ее задрожать. Она подняла бокал и сделала еще один глоток, чтобы скрыть свою реакцию. Если бы он только надел рубашку, все было бы намного проще.
- Ты, должно быть, замерз, - сказала она. - Может быть, мне дать тебе…?
- Скажи мне кое-что, - перебил он, осушая свой бокал и внезапно наклонившись вперед в кресле, держа бокал между пальцами и размахивая жетонами.
- Что?
Он пригвоздил ее своим взглядом.
- Ты сейчас с кем-нибудь встречаешься?
Глава Четвертая
Темно-синие глаза Оливии расширились.
Ладно, это был довольно личный вопрос, но он думал, что они были друзьями достаточно долго. И кроме того, это было чрезвычайно важно для его плана. Когда он упомянул о Дэниеле Мэе, она отнеслась к этому очень пренебрежительно, так что, чего бы ни хотел для нее отец, она не была влюблена в этого парня, это точно.
Но, может быть, был кто-то еще? Не то чтобы это имело какое-то значение, но было бы полезно знать.
Румянец окрасил ее щеки. Очевидно, ответ на этот вопрос, скорее всего, будет «нет». Она безостановочно краснела с тех пор, как он снял рубашку, а теперь сидела на диване в неловкой позе, прямо на краю, как будто собиралась быстро смыться. Нервничает, и эта чертова девственная ночная рубашка на ней... Да, он готов поспорить, что она ни с кем не встречается.