Возможно, это была не такая уж хорошая идея. Возможно, ей следует просто слезть с него и оставить спать.
- Хм, - пробормотал он, сапфир и изумруд поблескивали под длинными шелковистыми ресницами. - Ты уже передумала?
Было что-то в его грубом голосе, что прокралось под ее кожу, как заусенец. Своего рода вызов.
Это заставило ее напрячься, вспышка раздражения прошла через нее.
- Я не боюсь, если ты об этом, - коротко ответила она.
- Ну, конечно, нет, - на этот раз в его голосе послышались веселые нотки. - Оливия де Сантис боится старого доброго минета? Никогда.
Теперь он насмехался над ней, и это ее раздражало. А еще ей хотелось показать ему, что она на самом деле не боится, и это озадачивало, когда она уже решила, что ей все равно, что он о ней думает. Но почему-то она не могла отпустить его. Он думал, что она здесь в ловушке, он думал, что она не сможет убежать.
Она ему покажет. Она покажет его шести футам пяти дюймам мускулистого морского котика, кто здесь боится, а кто нет.
Оливия промолчала. Вместо этого она протянула руку и потянула ткань его термоводолазки вверх, скользя по его телу, открывая все эти красивые, скульптурные мышцы, загорелую кожу и яркие чернила его татуировок.
Один уголок его рта приподнялся, но она не хотела смотреть на его лицо, потому что намек на улыбку и блеск его глаз делали с ней то, что ей не нравилось. Вместо этого она посмотрела на его грудь, протянула руки, чтобы прикоснуться к нему, и положила ладони ему на грудь.
Боже. Такой горячий и невероятно твердый. И все же его кожа была гладкой, атласной, и слегка колючей из-за волос на его теле.
Она сглотнула, скользя ладонями вниз по его торсу, наблюдая, как напряглись и расслабились мышцы его живота, когда она прикоснулась к нему. Он чувствовал себя так... хорошо. Лучше, чем она ожидала.
Наконец, прикоснувшись к нему, после всех этих лет…
Ее горло сжалось, и какая-то часть ее хотела убрать руки и убежать из комнаты, забыть обо всем, что когда-либо здесь происходило. Но почему-то она не могла заставить себя сделать это. Он был здесь и позволял ей прикасаться к себе, и, Боже, она не могла остановиться.
Она поглаживала его, зачарованная игрой мышц его пресса, чернилами, вздымающейся и опускающейся массивной грудью, скольжением цепочки армейских жетонов по его коже, когда он дышал. Горячий.... Она не могла справиться с его жаром и тем, как обожгло ее пальцы, как будто они могли загореться в любую секунду. Ее сердце билось так громко, что она больше ничего не слышала.
Она никогда не думала о том, чтобы прикоснуться к мужчине. Никогда себе этого не позволяла, даже к Вульфу. Она любила его, но всегда издалека, на расстоянии.
Но теперь расстояния не было. Он был не просто новым письмом в ее почтовом ящике, с историями того места, где он находился на задании. Или даже имя в строке «кому» одного из ее собственных писем ему, изливая свою душу о том, что происходит в ее жизни. Он не был воспоминанием о высоком, долговязом мальчике, который сидел, развалившись, в библиотеке ее отца, слушая ее.
Он не был тем парнем на фотографиях, которые он прислал ей, изображенный с пистолетом в руке или в форме.
Он был живым, дышащим мужчиной, который лежал прямо под ней, и она касалась его, и все это было реально. Все было по-настоящему. Твердый жар его тела, ощущение его кожи под ее руками, звук его дыхания…
Это был мужчина, которого она любила. И он был прямо здесь.
Слабый, но холодный поток страха пронзил ее вдруг.
Любить Вульфа Тейта было легко, потому что он существовал только в ее голове. В ее памяти и в ее воображении, подогреваемого его письмами и редкими телефонными звонками. Ее любовь была чем-то абстрактным, состоящим из тоски, волнения и волнующей нервозности. Она не была физической, потому что она никогда не позволяла себе думать о нем.
Потому что так тебе было неудобно. Это заставляло тебя хотеть, а ты никогда не могла хотеть чего-либо.
Дрожь пробежала по ее телу, и она обнаружила, что смотрит на резкие черты его прекрасного лица. Этот подвижный, идеальный рот. Блеск в его завораживающих глазах.
И вдруг очень неожиданно, она осознала, что он не был больше безопасен для нее. Он не существовал в ее голове сейчас, образ, который она нарисовала себе, чтобы направить всю любовь, которая была у нее внутри. Хороший безопасный идеал для поклонения издалека, никогда не приближаясь.
Но если она продолжит в том же духе, то определенно приблизится к нему. И если она это сделает, что-то внутри нее изменится. Откроется дверь, которую она всегда держала закрытой, и все желания и потребности, которые она держала взаперти, хлынут наружу. Реальное желание. Реальные потребности. С твердыми, острыми краями, которые разорвут ее на куски.