Она продолжала облизывать и покусывать, лишь изредка вознаграждая его влажным, бархатным жаром своего рта.
Тогда ему стало ясно, что она не просто делает ему минет для его удовольствия. На самом деле это было тонкое наказание. Напоминание о том, что она могла сделать с ним, как она могла заставить его дрожать и задыхаться. Напоминание о том, что у нее здесь есть власть и что он так же бессилен, когда дело доходит до секса, как и она, когда она под ним.
Он знал, что это такое наказание. Он видел мимолетную печаль в ее глазах, когда она сказала ему, что все-таки любит его, а он не сказал ни слова в ответ.
Но в этом и была проблема. Он не мог этого сказать.
Любовь ничего не значила. Так сказал ему Ной в ответ на тот единственный раз, когда он сказал: «Я люблю тебя, папа».
Это было всего лишь слово, как сказал его отец. И ему не нужны были слова. Любовь - это слабость, и она ему тоже не нужна. Только действие имело значение. Только верность. Единственная обязанность.
Это все, что он мог дать Оливии де Сантис. Верность, долг. И смерть. Ей нужно было нечто большее. Она заслуживала большего.
Поэтому он держал рот на замке и позволял ей наказывать себя с самым неописуемым удовольствием. Пусть она подтолкнет его к пределу его сил, выносливости, терпения, испытывая его так, как его не испытывали с тех пор, как он заработал свой трезубец в Коронадо.
Это было так сладко, так больно. Удовольствие неописуемое.
У него уже целую вечность не было женщины, которая бы так сосредоточилась на нем.
У тебя никогда не было женщины, которая бы так концентрировалась на тебе.
Черт побери, так и было. Определенно он никогда не думал, и уж точно не заботился о ком-то так, как он заботился об Оливии. Никто не значил для него так много, как она значила.
В конце концов ему пришлось пошевелить руками, погрузить пальцы в мягкий шелк ее волос, чтобы удержать ее голову там, где она и была, подавшись бедрами вверх, загоняя свой член глубоко ей в рот. Либо так, либо полностью сойти с ума.
Она позволила ему это сделать, не сопротивлялась. Только втягивала его глубже, выворачивая его разум наизнанку, заставляя забыть собственное имя.
Когда наступил оргазм, он был как пуля, направленная прямо в его мозг, полностью вынося его. И когда он провалился в белый свет полного экстаза, он осознал только одно. Что был только один человек, которому он постоянно лгал все это время, и это была не Оливия.
Это был он сам.
Глава Пятнадцать
Оливия проснулась от невероятно глубокого сна, услышав треск ломающегося дерева и мужские голоса, кричащие друг на друга. Кровать, казалось, тоже дрожала или, по крайней мере, раскачивалась.
Все еще не совсем проснувшись, она села, откинула волосы с глаз и увидела Вульфа у двери в каюту. Он был обнажен и, казалось, боролся с человеком, одетым во все черное, который размахивал... пистолетом.
Адреналин взорвался в ее голове одновременно с тем, как пистолет выстрелил с приглушенным звуком из-за глушителя.
Страх следовал за адреналином по пятам, врезаясь в ее мозг, заставляя ее замереть на месте. Она открыла рот, чтобы выкрикнуть имя Вульфа.
Но пуля, должно быть, не попала в него, потому что он не упал. Вместо этого он замахнулся, ударив парня по лицу четким, сильным ударом, прежде чем поднять колено и ударить его в живот. Мужчина застонал, соскальзывая на пол и остался лежать там неподвижно. Вульф не остановился. Он выхватил у мужчины пистолет, затем схватил с пола свои джинсы и натянул их.
Оливия заставила себя шевельнуть губами.
- Что происходит? Кто это? Почему он…
- Оставайся здесь, - приказал Вульф, заставляя ее замолчать, его слова вибрировали жесткой властностью, которую она никогда не слышала от него раньше. Он подошел к краю кровати и, прежде чем она поняла, что он делает, он вложил ей в руки пистолет, а затем наклонился, чтобы поцеловать ее, сильно.
- Не издавай ни единого гребаного звука, - пробормотал он, поднимая голову, с яростным выражением лица. - Поняла? Я разберусь с этим.
Металл пистолета казался тяжелым в ее пальцах, смертельно опасным.
- Но разве тебе это не нужно?
Он поднял другую руку с чем-то блестящим и гладким. Еще один пистолет.
- Уже есть.
- Но... я не знаю, как использовать... это.
- Если повезет, тебе не придется этого делать. На всякий случай.
На палубе над ними послышались тяжелые шаги.
Вульф выругался. Он снова поцеловал ее и, не сказав больше ни слова, подошел к двери каюты, вышел и закрыл ее за собой. Он не издал ни звука.