Я занимаюсь утренним пилатесом, принимаю душ и выпрямляю волосы. Зря? Может быть.
Но продолжаю поглядывать на дом через дорогу и прокручивать в памяти ощущение его губ на щеке и на сто процентов возвращаюсь к себе пятнадцатилетней, за исключением чрезмерного использования блеска для губ.
Я также включаю очень громкую рождественскую музыку. Мэрайя Кэри была саундтреком утра, и я фальшиво подпевала ее песням. На ногах любимые рождественские носки, чертовски высокие, пушистые и нелепые, с крошечными колокольчиками, вшитыми в резинку.
Я даже успеваю кое-что сделать. Документ на экране компьютера заполнен полностью. Сверху донизу, через один интервал, и все это о Фэрхилле.
Адам вчера шутил, но правда в том, что этот город интересный. Я знаю его как свои пять пальцев.
Внутри керамических Санта-Клаусов нет тайников с наркотиками, но должна быть какая-то мистическая тайна. Почему это рождественская столица штата? Как местные жители относятся к празднику?
Только начала писать вторую страницу, как раздается звонок в дверь. Я вскакиваю с дивана.
— Иду!
Уинстон кряхтит, с трудом спускаясь, чтобы присоединиться. Обязанности сторожевой собаки, по-видимому, по-прежнему имеют первостепенное значение.
Это Адам Данбар, высокий и собранный. Темные волосы покрыты крошечными снежинками после того, как тот перешел улицу.
— Привет, — говорит он. — Я не вовремя?
— Нет, нет, вовсе нет. Как дела? Нужно установить еще несколько лампочек?
Он морщится.
— Нет. Ты проделала очень тщательную работу.
— И ты это ненавидишь, — говорю я. — Нет, все в порядке. Тон как бы выдал тебя.
— Ненавижу это, — говорит он, но голос сух. — Но мне нравится не быть мишенью гнева Мэйпл-Лейн.
— Ты сделал правильный выбор. Эти дамы наводят ужас.
Он притворяется, что дрожит от страха.
— У тебя есть работа или можешь прогуляться?
— Мне не нужно работать, — говорю я. — В конце концов, сегодня суббота.
— Точно. Хочешь пойти со мной по делам?
Не нужно просить дважды.
— Давай. Могу я просто накинуть куртку и взять сумку?
— Нет, — говорит он. — Должна пойти прямо так, только в свитере и рождественских носках. У меня строгое ограничение по времени.
— Ха-ха, очень смешно. Сейчас вернусь.
Я оставляю Адама в коридоре и бегу через весь дом. Носки абсолютно нелепы, и я люблю их, но ни разу не подумала, что мужчина, который мне интересен, увидит их до того, как, знаете ли, влюбится. В меня.
Но теперь увидел.
— Я вернулась! — говорю я и тянусь за паркой. — Куда направляемся?
— Это сюрприз.
— О, звучит зловеще, — говорю я. — Это тот момент, когда ты признаешься, что все эти годы был серийным убийцей?
— Казалось, я говорил об этом пару дней назад, — говорит Адам. — Серийные убийства были старой работой. Сейчас я занимаюсь исключительно программированием.
— Неплохая смена карьеры!
Он кивает.
— Да, но серийные убийства учат всевозможным навыкам.
— Сохранять спокойствие под давлением, — невозмутимо отвечаю я. — Спокойно относиться к риску. Отлично завязывать узлы.
Адам ухмыляется.
— Садись в машину, засранка.
— Верно, верно. Мне самой заклеить руки скотчем или ты это сделаешь?
Он качает головой, все еще улыбаясь, и заводит машину. Мы проезжаем через Фэрхилл и мимо средней школы. Мимо главной улицы и гигантской закусочной, украшенной яркими мигающими огнями, которые я люблю. Проезжаем мимо городской площади и рынка рождественских елок.
Где он и паркуется.
— Мы идем в парикмахерскую? — спрашиваю я.
— Нет.
— В химчистку?
Он фыркает.
— Я действительно сказал «по делам», но не стал бы приглашать тебя с собой ради этого.
— В таком случае куда направляемся?
Адам наклоняет голову в сторону рядов деревьев на продажу.
— Ты сказала, что в этом году не будет рождественской елки, потому что у невесты Эвана аллергия, верно?
— Верно, — говорю я.
— У меня дома есть место.
Мой рот открывается.
— О.
Адам молчит, ожидая ответа. Но его нет. Я ошеломлена мыслью о том, что он предлагает это. Поэтому просто смотрю на ряды зеленых сосен под падающим снегом и пытаюсь не расплакаться.
Его голос немного грубоват.
— Хороший сюрприз? Потому что мне эта елка не нужна, знаешь же.
— Нет, это очень хороший сюрприз. Лучший в мире. Спасибо, Адам.
Он застегивает куртку.
— Что ж, пойдем выберем одну.
Я таскаю Адама вверх и вниз по рядам. Он настаивает, что первая елка, которую мы увидели — самая лучшая, но я знаю, что продавцы часто кладут самые лучшие в конце. К третьему заходу идет такой сильный снег, что приходится прикрывать глаза.
И тут появляется она. Идеальная.
Темно-зеленая, с толстыми сосновыми иглами и невероятно, несовершенно симметричная. Выглядит как из мультфильмов, за исключением сломанной верхушки.
Адам почти такой же высокий как елка.
— Она?
— Она та самая!
— Мы проходили мимо три раза.
— Нет.
Он хмурится.
— Определенно проходили.
— Ну, в таком случае, не давала о себе знать до сих пор. Разве она не прекрасна?
— Похожа на все остальные.
Я качаю головой.
— Ты программист, а не художник. Не похожа она на все остальные. Давай поднимем.
Адам сгибает колени и со стоном поднимает елку. Я тянусь за шатким кончиком, но он качает головой.
— Я сам.
— Уверен?
— Да. Но давай убираться отсюда.
Том и его сын Маршалл управляют рынком, как и каждый год. Они заворачивают елку.
— Возвращайся домой в целости и сохранности, Холли, — говорит Маршалл. — Похоже, снегопад в ближайшее время не прекратится.
— Упоминали что-то о снежной буре на севере, верно? Есть вероятность, что она пройдет здесь? — спрашиваю я. Это не должно повлиять на возвращение родителей домой, но я не могу не волноваться.
— Нет, — говорит Адам. Белые снежинки цепляются за его темные волосы и бороду как драгоценные камни. Это вызывает улыбку, поскольку не сочетается с серьезностью в глазах. — Предсказали, что она находится по меньшей мере в двух часах пути от нас.
Том хихикает.
— В том-то и дело, что погода, сынок, не прислушивается к прогнозам.
Мы с Адамом возвращаемся к машине с елкой. Она влезает, но едва-едва. Из-за снега трудно вести машину, поэтому я держусь за верхушку дерева, заглядываю на переднее сиденье между сиденьями и указываю куда ехать как навигатор.
— Я знаю дорогу назад, — ворчит Адам.
— Да, но прошло много времени с тех пор как ты здесь жил.
— Я вернулся два месяца назад.
— Поверни налево.
Он фыркает.
— Знаю.
— У тебя есть какие-нибудь украшения для елки?
— Да, — говорит Адам. — Я привез праздничные украшения из Чикаго.
— Правда?!
Его рот снова кривится, а взгляд такой, словно я спросила что-то глупое и из ряда вон выходящее.
— Холли.
— О, — говорю я. — Держу пари, у тебя ничего нет.
— Ни одного елочного шарика.
— Ты всегда был таким злым? Я помню тебя как милого друга Эвана.
Он фыркает.
— Милого. Это худшее слово.
— Что не так?
— Кто хочет, чтобы его называли милым? Ванильное мороженое — это мило. Правильно вставить флешку с первого раза — тоже мило.
Я смеюсь, чувствуя, как горят щеки.
— Ладно, ладно. Я думала, ты больше, чем просто милый. Ты был классным.
— Хорошо, теперь я знаю, что ты лжешь. Если и было что-то, чего я не знал в старшей школе, так это то, как быть крутым.
— Ты был для меня таким.
Адам постукивает пальцами по рулю.
— Тогда я рад, что произвел подобное впечатление, — говорит он. Адам паркует машину на подъездной дорожке к дому и хмурится, глядя в окно. — Завтра придется разгребать много снега.