Холли не смеется и не глумится.
Она просто кивает, не сводя с меня глаз.
— Могу себе представить.
— В течение многих лет я сосредотачивался только на создании Wireout. У меня был однонаправленный ум, в буквальном смысле. Но потом я как будто в один прекрасный день поднял голову и внезапно добился успеха. Словно попал в другой мир. Тот, где меня награждали почестями и приглашали заседать в советах директоров. Внезапно акции моей собственной компании, которыми владел, больше не считались фактором риска, а стоили миллионы. Теперь миллиарды. Люди заметили, — я провожу рукой по волосам, желая произвести на нее впечатление, в то же время отчаянно желая, чтобы ее совсем не волновали мои деньги.
— Я понимаю, — говорит она. — Каждый, должно быть, хочет частичку тебя, верно?
— Да. Но и не я им нужен. Им нравится сама идея о том, чтобы обладать миллиардером, — я опускаю взгляд на свой стакан. — У меня тоже были отношения, которые закончились некоторое время назад. Та, кто казалась идеальной, на деле оказалась просто поверхностной. И я понял, что больше не вижу разницы.
— Так что ты продал половину компании, — бормочет Холли, — и переехал в Фэрхилл.
Я фыркаю, поднося стакан виски к губам.
— Звучит так, словно у меня кризис среднего возраста в тридцать три года.
— Даже если и так, то что? Знаешь, я не из тех, кто судит. Я двадцатидевятилетняя женщина, которая без всякой иронии носит рождественские носки с колокольчиками.
— Ах, но это мило. То, что я здесь отсиживаюсь — нет.
Она пожимает плечами.
— Зависит от обстоятельств. Судя по отсутствию мебели в этом месте, не думаю, что ты решил остаться. Верно?
— Ты права, — признаю я. — Этот дом появился на рынке. Знаешь же, как мы с мамой были вынуждены уехать. У тебя и твоей семьи были места в первом ряду.
— Адам...
— Все в порядке. Это было давным-давно, — отвечаю я. — Но когда дом появился на рынке, я даже не подумал, прежде чем позвонить и сделать предложение. Я знаю, как это звучит, кстати. Но это правда. Не понимаю, почему захотел его купить. Шанс увидеть снова? Попрощаться на моих собственных условиях?
Холли кивает. Она придвигается ближе, к краю дивана, на котором я сижу.
— Твоя мама была здесь?
— Да. В прошлом месяце провела продолжительные выходные.
— Как она отнеслась к этому, понравилось?
Я провожу рукой по подбородку и смотрю на пламя.
— Сложно. Думаю, ей труднее. Папины измены и коварство. Именно она потеряла мужа, у которого не было возможности развестись, когда тот бежал из страны.
— Однако ты потерял отца, — рука Холли ложится на мою, лежащую на диване. Теплые пальцы касаются тыльной стороны ладони.
— Начнем с того, что он был не таким уж замечательным, — бормочу я.
Ее рука сжимается. Я переворачиваю свою, нахожу ее пальцы. Тепло поднимается по руке от простого прикосновения. Губы Холли приоткрываются и с них срывается тихий вздох.
— Мне жаль, — говорит она. — Не уверена, была ли у меня возможность сказать это тогда, когда… все это случилось. Вы так быстро ушли.
Я смотрю на ее руку в своей. Мама тоже не любит говорить о произошедшем, так что это остается в запертом ящике, чтобы его никогда не доставали.
Холли хороший слушатель. И болтунья тоже.
— Я рад, что ты вернулась, — тихо говорю я.
Она придвигается ближе.
— Я тоже рада, что ты вернулся.
Свет выключается и комната погружается в темноту. Единственный свет исходит от камина, освещая комнату мерцающими тенями.
Холли вырывает свою руку из моей.
— Электричества нет.
Словно в подтверждение ее слов, снаружи завывает ветер. В ответ стонет весь дом.
— Похоже на то, — бормочу я. — Я проверю резервный генератор.
— У тебя есть свечи?
— Немного. Должны быть в ящике у плиты.
Я использую телефон как фонарик и направляюсь в подвал. Но, как ни стараюсь, электричество снова не включается. Тогда, должно быть, отключен весь район. Я приседаю, чтобы получше рассмотреть резервный генератор, который установил папа. Владельцы, которые жили здесь после нас, сохранили его.
— Черт, — бормочу я.
Они сохранили его, все верно. Но он был отключен. Аккумулятор не заряжен, потому что не был подключен к основной электросети. Вероятно, для экономии энергии в летние месяцы.
Следовало снова подключить его, но я, как идиот, этого не сделал. Даже не ожидал, что пробуду здесь так долго. Я не планировал проводить рождественский сезон в Фэрхилле. Но знаю, что в ближайшее время не уйду. По крайней мере, пока эта забавная блондинка, интригующая женщина, которая сидит наверху, все еще навещает своих родителей.
Я беру один из фонариков. Когда возвращаюсь наверх, Холли сидит на полу перед камином. По всей кухне и гостиной горят свечи. У нее на коленях Уинстон, а рука медленно поглаживает собачью шерсть.
Запасного обогревателя нет и, скорее всего, нас занесло снегом, а у меня только одна кровать и двухместный диван. Это будет долгая ночь… и я с нетерпением жду каждой минуты ее компании.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Холли
— Ты в порядке?
— Абсолютно, — я улыбаюсь Адаму и плотнее натягиваю одеяло, которое он дал. — Сижу прямо рядом с ревущим камином. Лучшее место в доме.
— Насчет этого ты права, — он проводит рукой по своим темным волосам и тянется за бутылкой виски и наполняет оба наших стакана.
Я нервничаю. Ничего не могу с собой поделать, я нервничаю и взволнована, и это больше не влюбленность. Это полномасштабное увлечение.
— Тепло, возможно, сегодня к нам не вернется, — говорю я.
Он кивает.
— Возможно, и нет. У меня хранится достаточно дров, чтобы поддерживать огонь в камине в течение нескольких дней, если понадобится.
— Может, стоит переночевать здесь, — я не могу смотреть на него, говоря это и похлопывая по коврику перед камином.
Голос Адама грубый.
— Наверное, это лучшее место. Ты устала?
— Пока нет, — говорю я. В тускло освещенной комнате его глаза кажутся темными, друг и незнакомец одновременно. — Может быть, стоит… поиграть в игру?
— Игру, — повторяет он. — Как ты могла заметить, здесь не так уж много вещей.
— Хочешь сказать, что не захватил с собой «Ключ» или «Монополию»?
Он одаривает меня легкой кривой усмешкой.
— Оставил их в Чикаго.
Я опускаю взгляд на свой напиток.
— Может быть, попробуем поиграть в «я никогда не»?
Адам встает с дивана и складывает длинные ноги под диванным столиком, усаживаясь на одном уровне со мной. Пламя заставляет его казаться больше, чем есть на самом деле. Не тем взрослым, утонченным мужчиной, который вчера ходил со мной на ярмарку.
Он поднимает свой стакан.
— Можем сыграть в это. Но я почти уверен, что смогу выпить больше, чем ты, малышка Холли.
— Извини? — говорю я. — Думала, ты согласился, что я уже не такая уж и маленькая.
— Это не так. Но говорить об этом забавно.
Я поднимаю свой стакан.
— Я никогда не испытывала ненависти к любимому празднику.
Адам стонет и подносит стакан к губам.
— Ты не можешь просто говорить что-то, чтобы заставить меня выпить, знаешь же.
— О. Разве не так работает игра?
— Нет.
— Упс, — говорю я. — Тогда подожди. Спрошу кое-что еще. Я никогда... не радовалась тому, что снежная буря дает мне повод провести с кем-нибудь время.
Адам хихикает, и от этого звука по спине пробегают мурашки. Он подносит стакан к губам и темными глазами наблюдает, как я делаю то же самое.
Алкоголь обжигает горло.
— Итак, — бормочет он. — Значит, мы это уладили.
— Ммм. Никто из нас не недоволен нынешней ситуацией.
— Ни капельки, — говорит он. — Отлично. Моя очередь. Никогда в жизни у меня… не было секса втроем.