Никто из нас не пьет. Я наклоняю голову, и он делает то же самое.
— Я был бы удивлен, если бы ты это сделала, — говорит он.
Я прикладываю руку к груди.
— Я не ханжа.
— Никто и не говорил, что ты такая, — говорит он.
— Отлично. Тогда моя очередь. У меня никогда не было романа с секретаршей, — обе его брови приподнимаются.
— Холли, ты всерьез думаешь, у меня есть роман с секретаршей?
Я смеюсь, пугая Уинстона, лежащего на коленях.
— Извини, это просто одно из тех клише о богатых, влиятельных мужчинах, понимаешь? Я должна была попробовать!
— Богатых, влиятельных мужчинах, — бормочет он. — Ну, у меня не было романа с секретаршей. Секретарши даже нет. У меня есть ассистент. Его зовут Дункан, и я ни разу не думал о нем в сексуальном плане.
— Держу пари, после этого ты так и сделаешь, — поддразниваю я. — Теперь, когда я вложила эту мысль в твою голову.
Адам проводит рукой по подбородку.
— Господи, надеюсь, я этого не сделаю.
Я снова смеюсь. Он улыбается, открыто и свободно.
— Мне нравится, когда ты смеешься.
— Ой, правда? — спрашиваю я.
— Очень.
— Что ж, тогда мне придется продолжать смеяться.
— Пожалуйста, — говорит он. — Итак, что я еще хочу знать? Хмм… Ты не обязана отвечать на этот вопрос, если не хочешь.
— О-о-о.
— Мне никогда не нравился кто-то, в кого я также был влюблен в детстве.
Я прикрываю глаза рукой.
— Адам.
Он смеется.
— Ты не обязана отвечать. Но я был бы рад, если бы сделала это.
— Ты настроен поставить меня в неловкое положение.
— Вовсе нет, — говорит он. — Я просто знаю, на какой ответ надеюсь.
Я медленно опускаю руку.
— Я никогда не надеялась, что человек, которому только что задала вопрос, выпьет?
Он хихикает и подносит стакан к губам. Адам не сводит с меня глаз, делая большой глоток виски.
— О, — шепчу я.
А затем делаю большой глоток виски.
Губы Адама изгибаются в полуулыбке. Это опьяняет, смешиваясь с жаром напитка, который прожигает меня насквозь, выжигая внутренности. Он протягивает руку, чтобы откинуть мои волосы назад. Легкие, как перышко, пальцы ласкают шею.
— Возможно, это плохая идея, но я очень хочу поцеловать тебя, Холли.
В моем сознании произошло короткое замыкание, и нет ничего, кроме его теплой руки на плече и глаз на моих. Он так близко.
Я наклоняюсь ближе, и Адам прижимается губами к моим.
Глаза закрываются.
Я целую Адама Данбара.
Но затем реальность просачивается внутрь, тепло его поцелуя, твердость руки, лежащей у меня между лопаток. Это приятно. Более чем приятно.
Он приподнимает голову на несколько дюймов. В его глазах вопрос
— Да, — шепчу я. Руки находят ткань его свитера крупной вязки и притягивают ближе. — Да.
Он мрачно усмехается и снова опускает голову. Адам целует меня медленно, неспешно и уверенно, как будто изучает форму губ и позволяет изучить его в ответ. Между ним и огнем тепло разливается по коже, и оседает глубоко в животе.
Я таю.
Я не знала, что поцелуи способны на такое. Заставить почувствовать, что я исчезаю и существую одновременно, становлюсь кем-то новым в его объятиях. Адам кладет теплую руку мне на шею. Он прерывает поцелуй и проводит большим пальцем по моей щеке.
— Спасибо тебе, метель, — бормочет он.
Мои руки под его свитером сжимаются в кулаки.
— Не останавливайся.
Он и не думал.
Его губы уговаривают мои раскрыться, добавляя темного жара языка. Я осторожно поднимаю руки к его шее и запускаю одну в волосы. Густые шелковистые пряди между пальцами ощущаются так... идеально.
Я тяну за пряди и Адам издает низкий горловой стон.
Я падаю или он толкает, трудно сказать, но некоторое время спустя осознаю, что лежу на ковре, а мужчина нависает сверху.
Адам целует меня так, словно впереди вся ночь. Томный и дразнящий, смешивающий легкое с глубоким. Это сводит с ума.
Он опирается на руку и мягким движением убирает волосы с моего лица.
— Как себя чувствуешь?
— Отлично. Даже превосходно, — я сгибаю колено и упираюсь им в его бедро. — Никогда еще отключение электричества не доставляло мне такого удовольствия.
Он улыбается и опускает голову мне на шею. Борода щекочет кожу, а затем он целует меня там, горячие губы прокладывают линию вверх к уху. Я зажмуриваюсь и неловко часто дышу. Шея — моя ахиллесова пята.
— Хорошо, — бормочет он. — Ты не слишком много выпила?
— Ровно столько, сколько нужно, — я притягиваю его к себе и снова целую. Внезапно становится ясно, что этого будет недостаточно. Не сегодня, а может быть, и никогда. Мы целуемся перед камином, кажется, целую вечность и мгновение ока. Когда он отрывается от меня, губы распухшие, а все тело наливается тяжестью от желания.
— Куда ты идешь? — спрашиваю я, приподнимаясь на локтях. — Адам?
Его глаза остекленели, когда тот скользит ими по моему телу. Только один раз и быстро, прежде чем смотрит в сторону кухни. Его челюсть двигается.
— Ты замерзаешь, и уже поздно. Я принесу постельное белье.
— Мне не холодно, — говорю я.
Он одаривает меня улыбкой, наполовину извиняющейся, наполовину самодовольной.
— Нет, но мне становится слишком жарко.
— О.
Адам поднимается по лестнице, а я все ещё лежу перед камином, ошеломленная. Неужели это только что произошло? Что будет, когда он вернется? Уинстон полностью предоставлен самому себе на диване и тихо похрапывает, вытянувшись.
— Не просыпайся в ближайшее время, — говорю я. Затем приходится зажать рот рукой, чтобы сдержать нервный смешок.
Адам возвращается, неся матрас и одеяло, перекинутое через плечо. Немного повозившись, мы расстилаем матрас перед камином. Ширма должна защитить нас от любого пламени, но другой вариант — спать в холодном доме, и это кажется менее безопасным.
— У меня есть только одно, — говорит Адам.
— Одно одеяло? Ничего страшного.
— Я могу поспать на диване.
Я с сомнением смотрю него.
— Ты не поместишься. Матрас достаточно большой для нас обоих.
— Да, точно, — он хватает виски и осушает стакан.
Желудок исполняет танец нервов и предвкушения.
— Если ты не против?
— Определенно не против.
— Хорошо, — я говорю себе быть храброй и тянусь за подолом свитера. Стягиваю его через голову и тут же жалею об этом, кожа на голой руке покрываются гусиной кожей от холодного воздуха. Слава Богу, что на мне кофточка.
Адам отворачивается и начинает расстегивать ремень.
Я не снимаю носки и джинсы. Это неудобно, но зато тепло. И кофточку тоже. Но когда он поворачивается спиной, я расстегиваю лифчик и засовываю его под свитер на полу. Есть пределы тому, насколько неудобно может быть во время сна.
Я ложусь поближе к огню и натягиваю одеяло.
Адам проверяет телефон.
— Уже почти одиннадцать.
— Пора спать, я полагаю.
— Да, — он подбрасывает дрова в камин, а затем стоит, выполнив все дела, и смотрит на свою сторону матраса.
Я пододвигаюсь, чтобы дать ему больше места.
— Уверен, что не против?
Он улыбается.
— Да. Но я знаю, что не смогу лежать рядом с тобой без желания снова поцеловать.
— Я не против. Вообще-то, именно на это и надеюсь.
Адам стонет.
— Ты ужасно влияешь на мой самоконтроль.
— Почему тебя нужно контролировать? — спрашиваю я и откидываю одеяло. — Давай.
Он ложится рядом и натягивает одеяло на нас обоих. Сразу становится теснее, но и теплее. Его тело рядом с моим — как собственная электростанция.
Я поворачиваюсь на бок.
— Адам?
Тот смотрит в потолок, нуждаясь в большом количестве времени, чтобы ответить.