— Мама, — протестую я. — Он миллиардер, который по какой-то причине решил спрятаться в Фэрхилле на несколько месяцев. Никто не знает, почему Адам купил старый дом, но всем известно, что не собирается оставаться. Он больше не наш.
— Мы этого не знаем, — протестует она. — Может быть, он поселится здесь. Откроет старый магазин отца.
— Это буквально последнее, что он собирается сделать.
Мама пожимает плечами и расправляет оберточную бумагу на кухонном столе. Заворачивает рождественские подарки для моего новорожденного двоюродного брата.
— Наверное, ты права. Это определенно плохо закончилось.
— Мягко сказано, — бормочу я.
Рождественский магазин Данбара прогорел. От одного из крупнейших в штате, экспортирующего товары по всей стране, до генерального директора и владельца, обвиняемого в растрате и мошенничестве.
Отец Адама бежал из страны и, насколько известно, до сих пор не вернулся. Об этом говорил весь город. Кредиторы наложили арест на дом.
Изо дня в день Адам и его мать стояли на улице.
Мама напевает себе под нос «Белое Рождество», когда кладет коробку с Лего на оберточную бумагу.
— Кстати об этом. Мы помогли им?
— Хм?
— Адаму и его матери. После того как магазин «Данбар» рухнул.
Она точными движениями разрезает бумагу.
— Ну, у них была семья, с которой те могли остаться, милая. Адам сразу же вернулся в колледж, а Эвелин некоторое время жила с сестрой.
— Ты ее видела?
Мама поднимает глаза.
— Раз или два, но мы никогда не были друзьями, милая. Просто по-соседски общались. Она держалась особняком.
Я провожу рукой по шее.
— Но мы не… Не знаю. Протянули руку помощи? Я помню, что многие люди были очень злы на мистера Данбара.
— Ну, некоторые потеряли много денег. В основном он присваивал деньги у клиентов компании, но там были и обычные люди. Несколько подрядчиков, которые потеряли заработную плату за сезон.
— Точно. Я помню.
Она начинает заворачивать подарок.
— Но в этом, конечно, не было вины Адама или его матери. Должно быть, нелегко было жить с ним как с мужем или отцом.
— Я плохо это помню, — говорю я. Мистер Данбар всегда был занят или находился на заднем плане. Приезжал на барбекю по соседству только для того, чтобы снова исчезнуть из-за телефонных звонков. Адам был одиноким персонажем, шел рядом с моим братом, они оба были в очках и склоняли головы над игрой или книгой. Даже тогда казался отстраненным. Не совсем из Фэрхилла.
— Ты не так уж много пропустила, — говорит мама.
Снаружи раздается автомобильный гудок. Из-за рождественских занавесок я замечаю гигантский джип, припаркованный возле дома. Нервы зарождаются в животе, трепеща тонкими, как паутинка, крылышками. Мне почти тридцать. В жизни было множество свиданий, много плохих, несколько хороших. И прошло больше десяти лет с тех пор как я была влюблена в Адама Данбара.
Но тело, похоже, этого не знает.
— Повеселись, милая, — говорит мама. — Помни, мы с твоим папой завтра рано уезжаем к тете и дяде.
— И вас не будет все выходные. Знаю, — говорю я. — Я позабочусь об Уинстоне.
— Спасибо, милая.
— Следи за прогнозом погоды! — кричит папа. — Предупреждают о приближении снежной бури, которая должна проходить к северу от нас, но я на всякий случай запасся дровами.
— Хорошо, так и сделаю!
— Пока!
— Пока, увидимся позже!
Я, наконец, выбегаю на скользкую подъездную дорожку. Адам сидит на переднем сиденье гигантского джипа и смотрит, как я, как Бэмби, пробираюсь к машине. В холодном воздухе от дыхания поднимается белый шлейф.
Мне приходится дважды потянуть, чтобы открыть пассажирскую дверь. Адам криво ухмыляется, наблюдая, как я забираюсь в машину. Густые волосы падают ему на лоб.
— Привет.
Мой голос прерывистый.
— Привет.
— Ты заставила ждать.
— Прости. Папа решил, что сейчас самое подходящее время прочитать лекцию о просмотре прогнозов погоды.
— Важное времяпрепровождение, — говорит Адам. Он заводит машину и все четыре колеса катятся по обледенелой улице, словно это детская игра. Сиденья пахнут кожей, деньгами и мужчиной.
Я думаю о крошечной «Хонде», все еще стоящей в слишком дорогом городском гараже. Прошло два месяца с момента его выпуска.
— Итак, — говорит Адам. — Малышка Холли Майклсон собирается показать рождественскую ярмарку.
Я стону.
— Малышка, — говорю я. — Как унизительно. Ты раньше именно так обо мне думал?
— Ну, ты была маленькой, — говорит он. — Всего четырнадцать, когда я уехал в колледж, верно?
— Ты помнишь?
— Я вчера занимался математикой, — он сворачивает с Мэйпл-Лейн, держа одну руку на руле.
— Ты всегда был хорош в математике, — говорю я. Комментарий глуп, но он улыбается. Этот изгиб губ.
— Помнишь это? — говорит он.
— Конечно, помню. Вы с Эваном иногда делали домашнее задание за кухонным столом.
— Я помогала тебе однажды. С математическим анализом.
Я киваю и складываю руки на коленях.
— Да. Спасибо, кстати.
Он снова смеется. В машине звук окутывает. С каждым жестом я чувствую, что все глубже погружаюсь в старую любовь.
— Почти уверен, ты уже сказала спасибо за это, Холли. Пятнадцать лет назад.
— Ну, на всякий случай, — говорю я.
— Что ж, не за что, — говорит он. — Мне было приятно.
Тепло разливается в груди, и я сосредотачиваюсь на предстоящей дороге, отводя взгляд от соблазнительных полуулыбок.
Улица перед средней школой заставлена машинами.
— Там может быть довольно много людей, — говорю я, констатируя очевидное.
— Половина, вероятно, не из города, — бормочет он.
Я улыбаюсь.
— Сказал как истинный житель Фэрхилла. Снова становишься одним из нас?
— Никогда, — говорит он, но не похоже, что именно это имеет в виду. Адам находит место напротив входа и паркуется как чемпион. Я наблюдаю за плавным вращением руля, за сильной линией его шеи, когда тот оглядывается через плечо.
Было бы намного проще, не останься он таким же, как прежде, с очаровательной полуулыбкой и интеллектом, но с добавленным слоем компетентности и мужественности.
Он ловит пристальный взгляд, и по лицу медленно расплывается улыбка.
— Все хорошо, Холли?
— Да, — говорю я. — Просто думаю о том, насколько ты возненавидишь ярмарку.
Он стонет.
— Не напоминай. Я делаю это ради тебя, знаешь же.
— О, правда?
— Да.
— Только потому, что купил дом в городе, в котором у тебя нет друзей, — усмехаюсь я, это задумывалось как поддразнивание, но тут же жалею об этом.
Должно быть, это отражается на лице, потому что Адам хихикает.
— Сурово, но справедливо. Не думаю, что четырнадцатилетняя ты сказала бы это.
— Она в ужасе внутри, обещаю.
Он улыбается и кивает в сторону окна.
— Может, еще немного напугаем ее и вместе сходим на рождественскую ярмарку?
— Давай, — говорю я.
Но, думаю, она бы не пришла от этого в ужас. Визжала бы от радости.
Вход забит и приходится протискиваться сквозь толпу, чтобы добраться до билетной кассы. Гигантские рождественские елки обрамляют вход, а из динамиков доносится напев Фрэнка Синатры.
— Охххх, — выдыхаю я. — Фантастика.
Адам фыркает.
— Посмотри на их сумки. Это торговый центр с рождественской тематикой.
Я подталкиваю его локтем.
— Они покупают рождественские подарки.
— Да, потому что ничто так не говорит о Рождестве, как расстаться с кровно заработанными деньгами и покупать вещи, которые никому не нужны.
— У тебя сегодня плохое настроение.
Он качает головой и бросает на меня мудрый взгляд.
— С возрастом приходит мудрость, малышка Холли.