В больнице я сразу обратила внимание, что часть холла занята какими-то упаковками и вспомнила, что Татьяна рассказывала, что Дар распорядился приобрести новую мебель для нашего отделения и, судя по всему, её уже доставили.
Сказала об этом бабушке. Она тут же разулыбалась и похвалила “бедненького” за то, что у него такое чуткое, доброе сердце. Мне было очень приятно это слышать. После этого даже бьющий в нос характерный запах новой мебели уже не раздражал, а вызывал умиление.
Заходим в наше отделение — никого! Я аж восхитилась: забирай с полок истории болезни больных, журналы, прочую документацию и — иди, выкладывай в инете, чтобы Пивоварову вышестоящее начальство по голове настучало!
Ладно, у пациентов сейчас тихий час. Но куда делась Нина? Довела я бабушку до палаты Дара, сотрудники СБ заулыбались, типа: рады видеть своих. Я заглянула, чтобы убедиться, что любимый не спит, помахала ему ручкой, пропустила внутрь бабу Аню, а сама побежала на поиски Кукушкиной. Ведь отделение нельзя не оставлять ни на минуту. Мало ли, вдруг кому-то из больных станет плохо, или доктор затребует какую-то информацию? А Нина на третий день работы начала халтурить.
Нашла её на первом этаже. К нам недавно напросился в аренду хозяин местной кофейни. Долго уговаривал Сан Саныча, что это веяние времени: люди хотят комфорта независимо от того, где они находятся, больных приходят навещать их друзья, родственники. А так для больницы денежки от аренды лишними не будут, и он сам внакладе не останется. В конце концов главврач согласился, и в дальнем углу холла у нас появилась кофе-зона.
Теперь по утрам, переступив порог холла, я втягиваю носом умопомрачительный аромат свежесваренного кофе. Мы-то с бабушкой пьём кофе растворимый. А аромат кофе из зерён так и манит! Пару раз мы с Танюшкой его пили, но потом поняли, что удовольствие больно бьёт по карману и стали стойко проходить мимо кофе-зоны. Но сейчас пришлось заглянуть.
И действительно за барным столом я обнаружила там Нину. Закинув ногу на ногу, наша новенькая пялилась в смартфон и одновременно не спеша потягивала напиток. Я обалдела.
Слушай, Нин, ты что тут делаешь? — тронула я увлёкшуюся девушку за плечо.
Кукушкина нисколько не смутилась.
Не видишь, что ли? Кофе пью.
А как же больные? Я же тебе говорила: рабочее место нельзя оставлять ни на минуту!
Ой, только не надо меня учить! — скривила Нина губы. — Ты и сама не без греха. Люди добрые говорят, что ты часами пропадала в палате Сафарова. Чем вы там занимались, а? Очень интересно! — и ехидно прищурилась.
К счастью, благодаря одному свойству моего характера, из-за чего умники прозвали меня “Снежной королевой в очках”, имеется в виду — сдержанности, я смогла не поддаться на провокацию в этой (чего греха таить?), очень болезненной для меня ситуации.
Смотри, доиграешься, что Сан Саныч тебе такую характеристику напишет, что после неё тебя из твоего медуниверситета выпрут, — бросила я и побежала на второй этаж.
Там я быстро переоделась и пошла по палатам посмотреть, всё ли в порядке? Пациенты — те, что не спали, увидев меня, не скрывали своей радости. На душе сразу полегчало. И тут в отделении появился Пивоваров. Наверное, пришёл с обеда. Я поспешила ему навстречу. Хотела попросить, чтоб Игнатьеву со второй палаты предоставили новую кровать в первую очередь, а то ему так тяжело лежать целыми днями на панцирной сетке!
Но главврач меня опередил.
Не понял, Зарубина, что ты тут делаешь? У тебя вроде как отпуск. Или скучно стало?
Хотела я ему рассказать про Кукушкину, но потом глупую девчонку пожалела.
Вы же знаете, Сан Саныч, мою сердобольную бабушку? — обратилась я с вопросом.
Пивоваров знал не только бабу Аню, но был знаком и с моими родителями. Он кивнул, не понимая, куда я клоню. Я заторопилась, пока меня кто-нибудь из больных не позвал.
Узнав, что наш бедненький (а бедненьким, с лёгкой руки Таньки, которая разболтала, что баба Аня так зовёт попавшего в аварию москвича, теперь называет Дара всё наше отделение) отравился, она захотела его навестить. Сейчас баба Аня в палате у Эльдара Амировича, а я решила помочь Нине. Ей ведь тяжело с непривычки.
В этот момент в отделение вошла Кукушкина. Вошла и остановилась. У нас в Медвежьем Пивоваров известен своим бескомпромиссным характером. Начальство от этого, конечно, не в восторге, но понимает, что другого такого профессионала, как Сан Саныч, им не найти. Поэтому, если бы главврач разозлился и написал в медуниверситет на Кукушкину плохую характеристику, не уверена, что её оттуда не вытурили бы. Нине и папа не смог бы помочь. Ведь, если Сан Саныч упрётся рогом в землю, с ним ничего невозможно поделать. Похоже, Нина тоже об этом знала и реально испугалась.
Вечно тебе, Зарубина, больше всех надо, — покачал головой Пивоваров и, собираясь развернуться, вспомнил: Слушай, а я ведь и сам собирался тебя искать! Кострова, на лето глядя, умудрилась простудиться. Заменишь её, Марта?
Словами Пивоварова я была сражена наповал. О таких девушках, как моя Таня, говорят: “кровь с молоком”. Правда, из-за веснушек у Танюшки эту кровь не так видно, но я-то знаю, что Кострова — она девушка здоровая, как лошадь. И вдруг прям посреди лета моя любимая “лошадка” заболела?! Как по заказу, обалдеть!
Когда выходить на дежурство, Сан Саныч? — спросила, не веря собственным ушам. Я ужасно стосковалась по Дару, и вдруг такой подарок судьбы! Мне хотелось кинуться Пивоварову на шею, но он бы меня не понял.
Сегодня вечером, — сухо ответил главврач и, увидев летевшую ему навстречу Нину, покачал головой, но ничего не сказал.
Я посмотрела на часы. Блин, через несколько часов мне нужно быть на работе, а у меня впереди уйма дел! Перво-наперво нужно довезти бабушку до дома, собрать свои вещи, что-нибудь приготовить, заскочить в душ (он у нас самодельный, стоит во дворе: деревянная перегородка, а наверху большая пластиковая бочка) и прийти в больницу пораньше, чтобы расспросить Нину про самочувствие пациентов и прочитать рекомендации врачей.
Про нанесённую мне Кукушкиной обиду я уже позабыла. Я, вообще, долго обижаться не умею, а после обалденной новости от Сан Саныча хотела летать. Конечно, вечерком нужно будет позвонить Тане, узнать, как она, моя любимая “лошадка”, себя чувствует. Но сейчас надо зайти за бабушкой и обрадовать Дара, что я вечером выйду на дежурство.
Поэтому я очень удивилась, когда Нина, тронув меня за руку, сказала:
Извини, пожалуйста, Марта? Я была не права. А ещё я хотела сказать тебе спасибо за то, что ты отвела от меня удар.
Ты это о чём? — взглянув в потеряное лицо Кукушкиной, я чуть не расхохоталась. — Да, ладно! Каждый человек имеет право на ошибку. Просто работай нормально.
Я больше не буду отлучаться, — пообещала Нина и задумчиво произнесла. — Хотя я, если честно, начинаю уже сомневаться по поводу выбора профессии. Быть медиком — так тяжело! Это папа настоял, чтоб я пошла по стопам бабушки и стала врачом, хотя мама говорила, что нужно сдавать документы на экономический.
А так одеваться, — кивнула я на белый халатик Нины в стиле “по самое не хочу”, — и охмурять некоторых пациентов тебя тоже папа научил?.. — насмешливо улыбнувшись, я попрощалась с Ниной до вечера.
***
Из дома я выбежала, радостно напевая припев песни Юрия Антонова: “Не говорите мне “Прощай!”, не говорите”. Конечно, Антонов имел в виду в этой песне совсем другое. Но я же не виновата, что у меня душа пела при мысли, что скоро я встречусь с Даром, и увижусь по-настоящему, а не как давеча, в присутствии бабушки: “Здравствуйте, Эльдар Амирович! Как здоровье? О, отлично! Извините, но нам нужно идти”?
Но самое главное — моя больничка со мной слишком рано попрощалась. На третий день отпуска, который я не просила, меня попросили выйти на работу. Вот уж действительно: “Не говорите мне “Прощай!”, не говорите”!