Между тем, особь противоположного пола еле-еле молотила кулачком по вцепившейся в ее руку почти гигантской клешне грубого молодчика.
– Ну, ты, хрен с бугра, плохо понял? Счас объясню.
Он схватил меня за ворот моего обмундирования и вытащил в проход.
– Смотри, вырядился в ментовскую спецовку, а она сидит на нем, как мешок на журавле. Верно, пацаны?
Послышались голоса:
– Дай ему по шее, да пускай валит на маскарад…
– Нечего с ним нянчиться, братуха. Врежь разочек, с него хватит!
– Никогда не видел, чтобы форму носили такие лопухи…
– Давайте выкинем его из троллейбуса, чтобы воздух не портил, мент поганый.
Кодла особей грубо ржала, как табун необъезженных коней. Девчонка попискивала. Остальные люди в троллейбусе притихли, и по внутреннему импульсу их организмов я предчувствовал быстрый старт их ног на выход при первом удобном случае. Кодла веселилась, мне действительно пнули под зад. И повинуясь инерции, я отлетел в дальний задний угол троллейбуса.
– Чё вылупился, придурок долбанный? Катись из троллейбуса, пока шею не сломали.
– Или зайди в химчистку, поменяй сбрую. Сейчас будет остановка – пиздуй, пока здоровье еще на месте.
Между тем амбал, державший девчонку за руку, кинул ее на сидушку, с которой встал я, и начал медленно расстегивать широкий кожаный пояс на своей нижней одежде. Я смутно почувствовал, что здесь что-то не так. Честно говоря, до этого самого момента мне совсем не хотелось тратиться на группу взбесившихся придурков, но, видимо, приходилось вмешиваться, как предписывалось кодексом Чоков, гласившем: «Уравновешивай слабое с сильным, твердое с мягким, черное с белым…» И поскольку черного, твердого, тупого было предостаточно, оно с избытком переполняло чашу общего равновесия. Надо было просто вернуть первоначальное состояние всекосмического баланса.
– Ты чё скулишь, сука? Щас по разику в ротик – и ничего страшного! А если будешь умницей, возьмем к себе на хату, – крепыш с невозмутимостью ледника продолжал распахивать на себе свою внешнюю перевязь, состоявшую из надетых друг на друга тряпок. То ли это называлось брюками, то ли джинсами – не помню.
Меня, как Чока, интересовал совершенно другой момент человеческой деятельности. Я не знал, чего хочет молодчик, но ясно догадывался, что паническое состояние девчонки (особи противоположного пола) может очень скоро перейти в шок. Ее расширенные зрачки не могли оторваться от рук молодчика, копошившегося в своих видовых органах. В это время троллейбус качнуло, кто-то заорал металлическим голосом:
– Вы что охуели, пидары? Конечная. Выебывайтесь отсюда на хер.
Оставшиеся в троллейбусе люди кто как спасались бегством или были выпихнуты с помощью других молодчиков. В троллейбус ворвался человек с каким-то железным предметом в руках и ринулся на бугая, который уже схватил за волосы бедную девчонку и зачем-то пристраивал ее голову к своим органам. Та еле-еле сопротивлялась.
– А ну бери, сука. И не дай Бог укусишь – все зубы выломаю.
Между тем ворвавшегося человека остановили, вырвали железную палку из руки, завалили на еще одну сидушку и, заломив его голову за спину, начали было душить, стискивая горло сгибом локтя. В этой заварухе никто практически не обратил внимания на то, как легкой тенью кто-то или что-то метнулось в эту общую свалку. Правда, все стояли спиной к внешнему миру ночного города, поэтому ни взвизгивающего звука далекой сирены, ни уж тем более меня никто не видел и не замечал. Я не знал, что это доблестная милиция, вызванная кем-то из умчавшихся пассажиров, несется по следу насилия. Мне было не до того. Да и стае взбесившихся волков, гогочущих от хорошей дозы наркоты, тоже было на все наплевать, а зря…
Взяв «лапой тигра» первую стоявшую ко мне спиной фигуру сбоку за шею, я легким движением отбросил заслонявшего мне общую картину глубоко назад. Тяжелая туша пробила заднее стекло и вылетела наружу. Сонную артерию этой туши, а вернее, ее жизнь, уже ничем нельзя было спасти. К сожалению, волны зла и агрессии, во все стороны источавшиеся от нее, все равно не принесли бы миру ничего путного. В этом я убедился по несостоявшимся намерениям остальных членов кодлы. У одного из них в руке оказался предмет, похожий на длинный наконечник стрел, которые мы изготавливали с Дедом для занятий по лучной стрельбе. Запястье хрустнуло, предмет сломался пополам, ступней я вышиб из черепа все признаки жизни. Туша влетела сначала в кабину водителя, а потом уже и наружу, дополнив список уходящих из этого благословенного мира. При этом я уже держал зацепом за глаза бугая, ухватившего девчонку, и который тут же ее отпустил, как только схватил его я. Сбив его черепом вылетевший навстречу моему лицу кулак, я с хрустом вывернул его шею к спине. Надо отдать должное, что остальные члены команды попытались предпринять что-нибудь в защиту своей стаи и задергали руками и ногами, видимо, имитируя удары, но с Чоком, затронутым в глубине души своей бесчеловечностью существ в обличии человеческом, во внешнем мире справиться не в состоянии сам Бог. Движения любого лесного хищника, молниеносно хватающего добычу, не сравнимы с реакцией мастера-Чока. Но понять это в момент смерти практически невозможно. Последний из стаи, мертвой хваткой вцепившийся в человека, бежавшего на выручку девчонке, был с легкостью отсоединен от него и гуманно отправлен в иное измерение в шоковом состоянии без возвращения в осознание. Я улыбнулся в ужасе застывшему мужчине, как я догадался, хозяину металлического «жука», а другими словами, водителю троллейбуса, и бережно взял на руки существо противоположного пола, временно находившееся в бессознательном состоянии после всего пережитого. Вынося особь из троллейбуса, я увидел огни приближающейся с быстротой горной собаки машины, похожей на ту, в которой забирали меня утром, и быстренько скрылся в темноте, снисходительно преподнесенной мне существованием для спасения одной из своих сущностей. Отбежав несколько в глубину, я благополучно и без преследования достиг чернеющего вдалеке массива лесных насаждений. Негостеприимная ко мне Москва утонула в справедливости все скрывающей до поры до времени ночи.