Ивана Семеновича разбудил долгий дребезжащий звонок. Звонили настойчиво, упрямо. И Ивану Семеновичу казалось, что этот дребезжащий звон пронимает его аж до самых пят. Часы на искусственном камине показывали час ночи. Иван Семенович абсолютно не понимал, кто может его так настойчиво тревожить в столь позднее время. Сначала он даже было испугался. Но потом вспомнил, что пока он работает с материалами «Сообщества Первых Лиц», его надежно ведут и охраняют все двадцать четыре часа в сутки, – успокоился. Звонок не унимался. Дребезжал так, что казалось, вся квартира ходуном ходит. Кто же это в столь поздний час? Стрибог осторожно поднялся с кровати и грузной шаркающей походкой поплелся к двери, на ходу запахивая любимый халат с желтыми розочками. Его плотное студенистое тело колыхалось при каждом шаге и не давало ему отдышаться. Ему казалось, что дыхание его, тяжелое, смутное дыхание, слышится даже на площадке, на лестничной клетке. Он как можно тише подкрался к двери, привстал на цыпочки, чтобы дотянуться до тонированного глазка, искусно спрятанного по ту сторону двери в кожаном плетении. Потом, наконец, опустился на всю стопу и, тяжело отдуваясь, принялся «вскрывать» и раскупоривать многочисленные замки дверей. Наконец внешние и внутренние створки не устояли, и двери открылись, пропуская внутрь две странные для столь позднего посещения фигуры. Один из двоих был одет в потрепанные широкие джинсовые шорты и длинную выцветшую майку. На ногах были сланцы пляжного стиля. Другая фигурка, как только он впустил своих посетителей, начала испуганно и отчаянно жестикулировать и, вращая глазенками, принялась полушепотом-полукриком пересказывать какую-то недавнюю страшную историю. Одето крохотное создание было в спортивные штаны и спортивную куртку от разных, но новых спортивных костюмов. Тут же сброшенные кроссовки покатились в угол, оставляя на полированных полах грязные разводы.
– Успокойся, Мария. Я абсолютно ничего не могу понять. Говори медленнее. – В обратном порядке запирая двери, между тем отозвался Иван Семенович.
– Папа, ты не представляешь… Бум, трах, головы летят. Кости, руки, ноги трещат… Свалка. Человеческая трагедия. И в эпицентре – твоя дочь, собственной персоной. И вдруг, откуда ни возьмись, рыцарь со звезды… Молодой человек без страха и упрека выносит твою дочь с ристалища. Прямо в беззвездную ночь… Спасает ее. Ты не представляешь, как я перепугалась. Я даже потеряла сознание, на самом деле. И если бы не он… Ты не представляешь, папа, чем бы это все могло закончиться.
– А теперь, дочь, давай все по порядку. Познакомь меня прежде с твоим молодым кавалером. И пойдем на кухню… Пригласи молодого человека пить чай с нами.
Мария, откусывая очередной густо намазанный кусочек хлеба с маслом, покрытый сверху не менее толстым слоем красной икры, повторяла, как заученную молитву, глубоко потрясшие ее события:
– Представляешь, папа. Мы с девчонками расстались в девять, и я решила заехать к тете Веронике, а ее не оказалось дома. Ну я и поехала обратно к Светке, еле успела на последний троллейбус… А там какие-то молодые кретины завалили в троллейбус, галдят, матерятся, пихаются… А один подходит и говорит прямо прямым текстом – я уж повторять не буду в интеллигентной компании… В общем, оборзели, щенки. Проходу нет. Хозяева жизни. Юнцы перерослые… Ну я его послать хотела, а он, сволочь, схватил за волосы и давай меня таскать по всему сидению, зубами вниз… Ну, думаю, крышка тебе, Маришка! Даже все молитвы из головы вылетели. И вдруг он, Святослав (я его теперь так называю) делает с ними что-то страшное. Я до сих пор не понимаю, что он с ними сделал. В общем, сирена, милиция… Какофония целая. А он взял меня на руки и понес. Я часов шесть у него на коленях в парке проспала, представляешь, па?..