Чему быти того не миновати. Но Чуда ни какож не приймет непобедности. Жажда у её, нужда у её. Как жеж быти? Снову лётать? Снову выглядать? Вот тутож Чуда и не смирная. Снову лётает, снову баловствует, снову выглядает… Нет как нет. А всё не сдавается Чуда. Настыристая, целестремлённая, неугомонно-крылая. Попростее бути говорено – жадая. Жадая до Чего-то, жадая до лётовства, жадая до баловствования. До всего жадая. Ко всему приглядая. Как тут назвати? Жадая и всё.
Вот потому-поэтому кому не до малого, кому всегдаль до чего-то по сердцу, по душию, тот и живый ещё покамест – жадый, живый, истый. Такому и мир сказом волшебстым еси.
На том и порешеем – жадый да живый. Стало быти интерес есть. А где интерес там и жизня жизней. Так-то, братови.
Сказка о Зависти
Истории у планид, звезд и кого бы то ни было повсегда разнятся. Разные-преразные еси истории. Вот к присловью буди говорено, жил-бывал Некто. У того Некто было нечто. Во как. А бывал-живал по соседствию также и другой Некто. Но не было у этого Некто того нечто, что ималось у первого Некто. Долго-предолго Некто без нечто засматривал на нечто у первого Некто. Долго-предолго. Во как. Так дале и стряслось. Некто с нечто живал без радости, но и без горести. А Некто без нечто горевал, что не имает нечто и також ни радостии, ни веселия не знавал. А первый Некто нечто нежил и за ним же и приглядывал. В светлую пору выхаживал нечто да на общий вид выставлял-похвалялся. Временем мыл и чистил, временем – в дальние стороны перевозил – путешествием баловал. Вот такоже заботами да ласкою обласкивал да озабочивал своё нечто – многаж многажды – все времена-повременья таковым чередом и движились.
А тут вдруг слух обозначился-привадился: еси, мол, нечто другое. Еси, мол, оно, это нечто, недалече, неподалее чем где бы то ни было. Пошел другой Некто, тот что без нечто, раздобыть по слухам и себе нечто. Во как. И по счастью-удаче заполучил через временье себе нечто. Стало и у него при себе за чем ходить-следить. В светлую пору выхаживать да на общий вид выставлять-похваляться. Временем мыл, временем чистил, временем – в дальние стороны сваживал – путешествием баловал. Всё бы так. Да вот через временье какое учувствовал второй Некто неверность да кривду. Нет у него полной радости, нет полного доволья – типа вот так. И задумался второй Некто: а не лучшее ли нечто у первого? Вот вопрос. Где жеж ответ? Не знамо второму Некто куда бечь-деваться… Снову-перенову у второго Некто туга-незадача. Ходил-глядел и додумался, понятка пришла, свербит у него: у первого Некто всегда нечто лучшее.
Так и заводятся буйства. Своё недорого – також к чужому и тянет. Во как. Тому предел и присказ: дотянись до своей правды, до своего нечто – глядишь тамож и прозреешь. Своё лучшее! Гляди радостее. Сначалу своему пригляд-увагу придай – так и до чужого временье не дойдет. Во как. Кто читал – тому и рассказано.
Сказка о Злом Помысле
Во время оно, там, где никогда никто не бывал, существовал мир разноцветных духов. Они были неутомимые веселые заводилы. И вечно придумывали разные забавы, дабы шутить друг над другом. Долго ли – не долго, никто не знает, да вот появился в том царстве злой ветер-искуситель. Начал он превращать добрые забавы в дурные плоды как мог. А мог он по всем канонам чародейства добиваться своих замыслов – и всё у него получалось.
Задумали как-то добрые веселые духи раскрасить планеты во все разные цвета, а злой ветер уже тут, шепчет: «красьте, красьте в черный цвет – ведь других цветов здесь нет (не будет то есть)»… Да все пришептывает да причитывает, следит, как бы по его умыслу всё получилось-случилось. И растеряли духи по нечаянности все краски – уж прямо злой ветер-искуситель такой настырный да поддёвистый. Всё норовит разрушения добрым помыслам да играм учинить. И спокойно ему, не имается быти уважливым да приятным да ответственным за Добро в мире…
А закон таков: пристал к чужому берегу – поклонись!!! Уважь добром неизвестную тебе Жизнь. Тогда и дом твоего сердца зардеет-засверкает всеми лучами Духа и добра в Духе.
Не чтил злой ветер-искуситель общемирной правды-красоты… за то и поплатился!
Перемешались цвета и стали серыми-пресерыми как Сумерки без веселия да радостных утех. И стало тускло. Рассыпались разноцветные духи кто куда. А злой ветер завивает кольца да вихри да беснуется от содеянного. Так-таки приятен его черной душе сей погром цветов. Царство духов распалось да растворилось. Не стало в том царстве ни цвета ни света. Заскучал злой ветер-искуситель. Пересмешествовать не над кем и не над чем. Заскучал, забился в тоске. Припомнилось ему, что вот не одно царствие такое он своим недобрым помыслом лишил красок да радости. Пусто становилось после его строптивых игр. Пусто и бездуховно. Маялся он маялся искуситель-злой ветер да и сгинул где бы то ни было. Свистит безглазь да темь. Пусто в мирах.