– Старина! Рождается грандиозный проект под названием Театральный канал. Министр скоро выделит деньги, и мой документальный фильм о театре будет показан в день открытия в прайм-тайм!
– Прайм-кто? – переспросил Леонидов.
– Не важно, кто. Главное, будет показан первым! И канал этот станет первым! – и он поднял свой бокал.
– За тебя, Петров! За тебя, старина, за ваш канал!
И они выпили.
– Конечно, пришлось вложить деньги. Не без этого. Несколько тысяч долларов. Но как только канал заработает, все окупится! Обязательно окупится!
Леонидов с восхищением посмотрел на друга, который уже двадцать лет работал неизвестно где, неизвестно кем, но трепетно и терпеливо ждал своего часа. И теперь вложил все скромные сбережения в этот фильм.
– Главное – Театр!
И они снова выпили.
– А зачем ты выкинул деньги на свои книги? – спросил тот. – Подписал бы договор и был бы сейчас известным писакой? Богатым писакой!
– Переписанным писакой или литературным рабом! – ты прав.
– Наступи себе на горло, старина! Так работают все, – и ехидно улыбнулся.
– Ты же вложил свои деньги в фильм, не стал дожидаться, когда откроется канал.
– Ну, уж нет! Театр – это святое! Театр – это театр! К тому же, мой продюсер пообещал, значит, все вернут, обязательно вернут! Все окупится! Главное театр!
– Театр! – и они снова выпили.
– Так что, мы с тобой теперь товарищи по несчастью!
– По счастью! Открываем свое дело на собственные деньги!
– Дело! За дело!
Дельфины за бортом резвились, подплывая совсем близко. Им тоже хотелось узнать о новом канале и новом писателе, о том, что нового у этих людей и чем они живут. Паруса просились в дорогу вслед за ветром. А ветер уже надувал их нетерпеливой трепетной силой, звал в неизведанные дали, где только плеск волн и солнце ласкает утренними лучами бескрайний океан. Оставалось только сняться с якоря.
– А кому ты платишь, Петров? – спросил Леонидов. – Взял камеру и иди снимай.
– Как кому? – удивился тот. – Оператору заплати? Заплати! Монтажеру тоже. Осветителю заплати. Машину возьми напрокат. Композитору! Нашел классного композитора, раньше был звукооператором. Теперь пишет музыку – берет недорого. Сценаристу заплати? Заплати!
– Сценарист кем был раньше?
– Сценарист? – задумался он, – сварщиком! – и засмеялся.
– А оператор?
– Оператор – фотографом. А художник по свету – электриком! – уже хохотал он. Леонидов тоже хохотал.
– А грузчиком никто у тебя не был?
– Грузчиком? – засмеялся Петров, – грузчиком был я. Закончил театральный и двадцать лет был грузчиком, а теперь режиссером! – и снова захохотал.
Леонидов тоже смеялся, потом встал и торжественно взял слово:
– Мы живем в прекрасное время, в прекрасной стране, где электрик становится художником, а звукооператор композитором, фотограф оператором! А сварщик может стать сценаристом…
– А режиссер грузчиком! – перебил, хохоча Петров.
– А режиссер – бизнес-крысой! – добавил Леонидов. – Так выпьем за то, чтобы грузчик снова стал режиссером, а крыса писателем!
Якорь сам собой поднялся из воды, и последние капли упали на, раскаленную от солнца, палубу. Официант вместо салфетки сам завис в воздухе, развеваясь на ветру белым флагом в черных брюках, а на голове его лихо сидела фуражка моряка. Он уцепился одной рукой за рею, а другой аккуратно подливал в бокалы пиво, и пена летела во все стороны. Корабль гордо, уверенно отошел от причала, поплыв по волнам. И куда его занесет этот ветер, было непонятно. Что ждет его на пути – оставалось загадкой. Но этим двоим было все равно. Главное плыть!
Это было для Леонидова потрясением! Он смотрел, не отрываясь, на коробки с книгами и не мог прийти в себя.
– Распишитесь здесь… и здесь…
Он на ощупь водил рукой по листу бумаги, ставя подпись и продолжая смотреть на книги. Потом бережно взял одну. Легкая, невесомая, волшебная тетрадка, на ней было название его первой книги, на обратной стороне фотография и его имя. Раскрыл ее, и месяцы работы, безумного, безудержного труда восстали из памяти. Они были в каждой букве и строчке, на каждой странице. Вот его придуманные люди, они, переходя со страницы на страницу, взрослеют, меняются их жизни, судьбы. Вот финал, и человек, сняв надоевшую обувь, бредет по берегу, и песок запоминает каждый его шаг. Потом океан стирает их, и они растворяются. А человек все идет и идет…
Леонидов закрыл книгу, бережно положив ее в коробку. Точно такое же чувство у него было, когда появился на свет его сын. Он летел через весь город к родильному дому, потом долго стоял под окнами, наконец, в ее руках увидел его, и солено-горькая нежная радость заволокла глаза и комом стояла в горле. Он смотрел и не мог отвести глаз. И теперь так же стоял и смотрел.