Я давлю. Палец утопает в мягкой плоти. Смотрю в глаза этого типа. Хочу, чтобы он понял – его жизнь в моих руках, я могу убить его. Он хватает воздух ртом. Хрипит. Задыхается. Он беспомощен. Он понимает это, и я понимаю это. Его жизнь в моих руках. Я смотрю ему в глаза. Говорю.
Если ты еще хоть слово скажешь про нее, я убью тебя.
Давлю сильнее.
Я убью тебя на хер.
Давлю еще сильнее.
Я убью тебя на хер.
Отпускаю его. Отхожу. Он начинает кашлять. Хватается за горло. Дышит глубоко и часто, старается набрать как можно больше воздуха. Кашляет, плюется, давится. Я мог бы убить его. Я хотел убить его. Делаю пару шагов в сторону Бобби, который сидит за столом. Он одновременно побледнел, посерел и позеленел, как будто ему явилась Смерть с косой и сообщила, что за ним. Плюю ему в лицо. Жду реакции, но ее нет. Он просто смотрит перед собой. Не знаю, что Леонард нашептал ему, но понимаю, что теперь он будет тише воды ниже травы, как и его дружок. Оба они будут тише воды ниже травы.
Выхожу из отделения, иду по коридорам. Дрожу от злости и перегоревшего страха. От бешенства и вспышки насилия. От выброшенного в кровь адреналина. Я дрожу от Ярости, которую вроде бы чувствовал и раньше. Но на этот раз Ярость поднялась, чтобы защитить человека, которого я люблю. И была сильнее, чем раньше.
Ищу дверь. Подхожу к ней, распахиваю ногой, и вот я на улице. Холодное хмурое утро. Сырой тяжелый воздух. Сжимаю челюсти, кулаки, напрягаю мускулы на груди. Весь напрягаюсь. Вдыхаю через нос, как можно глубже. Сырой, тяжелый воздух. Он проникает в мои клетки, они пропитываются им. Пропитываюсь этим воздухом.
Дверь открывается, выходит Леонард. Ничего не говорит, не мешает мне дышать. Дыхание успокаивает меня, уже можно разжать челюсти и кулаки. Ярость угасает. Я сделал то, что мог, что хотел и что считал правильным. Насилие – это зло, но иногда оно необходимо. У некоторых черепа толстые. У некоторых сердца пустые. Иногда слова не доходят. Насилие было необходимо.
Я делаю еще один вдох, последний, самый глубокий, и выдыхаю. Смотрю на Леонарда, он говорит.
Ты в порядке?
Да.
Болтовня не имеет значения.
Знаю.
К тому же вряд ли все это правда.
Это правда.
Откуда ты знаешь?
Знаю, и все.
В любом случае, болтовня не имеет значения.
Я знаю.
Только любовь имеет значение.
Да.
Помни это, малыш. Только любовь имеет значение.
Я киваю.
Да.
Он кладет руку мне на плечо.
Я горжусь тобой – ты красиво поступил.
Вот как.
Сначала ты дал ему шанс, а потом отпустил. Я никогда не делаю ни того, ни другого. Ты преподал мне урок, славный урок, черт подери.
Я улыбаюсь.
А что ты сказал Бобби?
Назвал свою фамилию.
Я смеюсь.
Только и всего?
Леонард кивает.
Только и всего. Хотя это не так мало, как тебе кажется.
Спасибо, что помог.
Всегда готов.
Я твой должник.
Нисколько, брось.
Нет, должник.
Он трясет головой.
Брось, брось.
Я указываю на дверь.
Пошли на завтрак.
Мы идем по бесчисленным коридорам. Проходя по стеклянному коридору, я высматриваю Лилли, но ее нет. Встаем в очередь, берем яйца и фасоль, находим своих друзей. Они уже слышали про мою стычку. Я не хочу обсуждать ее. Говорим об отъезде Эда. Тед чуть не плачет. Записываем наши имена, адреса, телефоны на клочке бумаги. Только у Майлза с Леонардом есть постоянный адрес. Остальные пишут примерно в надежде, что так с ними можно будет связаться. Нам хочется верить, что у Эда жизнь наладится и он позвонит. Мы желаем ему счастья. Мы говорим ему – все будет хорошо.
Завтрак подходит к концу. Я высматриваю Лилли, но она так и не появляется. Мои друзья идут на лекцию, а я в кабинет Джоанны. Дверь приоткрыта, оттуда слышны голоса. Вхожу, родители сидят на диване, поднимаются мне навстречу. Мы обнимаемся, садимся. Я здороваюсь с Джоанной, она говорит.
В наших планах произошли изменения.
Какие?
Говорит Отец.
Мы вынуждены уехать.
Почему?
Проблемы на работе.
Продолжение вчерашних?
Да.
Я отвожу взгляд, Ярость закипает. Всю жизнь одна и та же история, всегда отцовская работа превыше всего на свете. Смотрю в стену, белая стена, она мне не нравится, но с ней ничего не поделаешь. Белая стена и есть белая стена. Ничего не поделаешь и с Отцом, и с его характером, он всегда делал для своей семьи все, что в его силах. Для меня, для Брата, для нашей Матери. Он до сих пор делает для нас все, что в его силах, он столько всего нам дал. Отец он и есть отец, он поступает, как поступает. Его не переделаешь, да и после всего, что он сделал для меня, после того, как он простил меня, я тоже способен простить его и смириться с досрочным отъездом. Говорит Мать.