Усаживаю ее на землю, обнимаю, даю выплакаться. Шепчу ей на ухо «все хорошо», «все хорошо». Эти слова ничего не значат, это только слова, но они успокаивают ее, потому что никто никогда не говорил ей «все хорошо» и она никогда не верила в это. Все хорошо, все хорошо. Я обнимаю ее, и она верит мне. Все будет хорошо.
Она успокаивается, перестает плакать, но по-прежнему сидит, уткнувшись лицом мне в плечо. Я говорю.
Что случилось?
У нее рак. В костях, в крови. Это неизлечимо.
Ты узнала сегодня утром?
Да.
Сколько времени она болеет?
Обнаружили на прошлой неделе. Она плохо себя чувствовала, но думала, что все пройдет. Она потеряла сознание на работе.
Почему она не сказала тебе раньше?
Не хотела волновать.
Почему сказала сегодня утром?
Все оказалось серьезней, чем она думала. Она решила, что нужно сказать.
Сколько ей осталось?
От двух недель до полугода.
Я крепче обнимаю Лилли.
Мне жаль.
Она крепче прижимается ко мне.
Кроме нее, у меня никого нет.
У тебя есть я.
Мне страшно.
Не бойся.
Что мы будем делать?
Мы справимся.
Как?
Когда я приеду в Чикаго, мы снимем квартиру, все будет хорошо.
Она немного отстраняется и смотрит на меня.
Ты точно приедешь?
Как только смогу.
Когда выпишешься отсюда?
Нет.
Почему?
Мне придется сесть в тюрьму.
Что?
У меня есть судимость. Придется какое-то время отсидеть. Пока не знаю точно, сколько. Но как только освобожусь, я приеду в Чикаго.
Что ты натворил?
Драка с копами в пьяном виде, да еще у меня нашли наркотик.
Почему ты мне ничего не рассказал?
Не хотел волновать, пока все не выяснится.
Все равно надо было рассказать.
Знаю. Прости.
Надолго тебя посадят?
Пока не знаю.
Надо было рассказать мне.
Я рассказываю сейчас. Я приеду к тебе, как только смогу.
Кроме тебя, у меня никого нет, Джеймс. Во всем этом проклятом мире никого, кроме тебя.
Еще у тебя есть ты.
Оказывается, этого недостаточно для счастья.
Ты можешь удивить себя.
Всю жизнь я была одна. Больше не могу.
Больше ты не будешь одна.
Она умирает, Джеймс.
Все будет хорошо.
Слышу какой-то шум. Поворачиваюсь в сторону зарослей. Шум ближе и громче. Мы встаем. Шорох листьев, хруст поломанных веток становится громче, шаги приближаются. Я смотрю на Лилли. Шаги еще ближе, она берет меня за руку. Шаги совсем рядом с поляной. Она целует меня. Кто-то выходит на поляну. Она смотрит мне в глаза. Говорит – кроме тебя у меня никого нет.
Шум стихает. Я оборачиваюсь. Линкольн стоит в нескольких шагах от нас. Он говорит.
Кен подменил меня. А я решил посмотреть, как у тебя дела.
Дела у меня прекрасно.
Вовсе нет. Далеко не прекрасно.
Смотря с какой точки зрения посмотреть.
Я смотрю с точки зрения правил нашего учреждения. А ты, видимо, с другой.
Да, с другой.
Ну что ж, идем в клинику. А по дороге попрошу держать рот на замке.
Я поворачиваюсь к Лилли, которая смотрит на Линкольна. В ее взгляде смешались протест, страх и ненависть. Линкольн тоже смотрит на нее, пытается встать между нами. Мы все еще держимся за руки, и она отталкивает его. Он хватает ее запястье, но она не отпускает моей руки, смотрит на него и говорит.
Я буду держать рот на замке, но его руки не отпущу.
Ты не вправе диктовать мне свои условия.
Это не условие. Просто говорю, как оно будет.
Вы нарушили правила, за это нужно держать ответ.
Трахни себя своими правилами, вот тебе мой ответ.
Она смотрит на него, он на нее. Я смотрю на нее, горжусь ею, она разрывает мне сердце, я люблю ее. Они буравят друг друга взглядами. Ее взгляд сильнее, чем она подозревает. Линкольн понимает, что я понимаю, что она не отпустит моей руки. Он хоть весь день может распинаться, требовать, чтобы мы разняли руки, она все равно не отпустит моей руки.
Идите за мной.
Он поворачивается, начинает пробираться сквозь заросли, мы за ним. Держимся за руки, смотрим прямо перед собой. Линкольн идет очень быстро. Выходит на дорожку, останавливается и ждет нас. Когда между нами остается несколько шагов, он возобновляет путь. Дорожка выводит нас к зеленому газону, который отделяет лес от корпусов клиники. На подходе к корпусам мы с Лилли поворачиваем головы и смотрим друг на друга. Без слов, просто смотрим, и с каждой секундой взгляд Лилли теплеет. На ее глазах появляются слезы. Я не хочу, чтобы она плакала, не хочу, чтобы она уходила, не хочу, чтобы у нее были неприятности. Я возьму всю вину на себя, если потребуется, пусть меня выгоняют, я дождусь ее, я не пропаду. Она плачет. Молча, просто слезы текут по щекам ручьем. Я хотел бы забрать их, сделать своими, не хочу, чтобы она плакала, ни сейчас, ни потом, никогда. Она плачет.