Я встаю, выхожу. Иду через отделение в свою палату. Беру книжечку про Дао, одеваюсь потеплее, надеваю свитер, одну пару носков на ноги, другую на руки. Видно, что за окном холодно. Выхожу из палаты, прощай, прощай, прощай. Иду по коридорам, которых больше никогда не увижу, будь они прокляты, прощайте, коридоры. Прохожу через приемную, распахиваю входную дверь, выхожу из клиники. Будь она проклята, прощай. Я ушел.
Выхожу на дорогу. Темно, холодно, ни луны, ни фонарей. Ухожу все дальше и дальше. Видны только силуэты деревьев да пар от моего дыхания. Слышен только хруст гравия под ногами.
Не помню, как я сюда ехал, давно это было, но знаю, что эта дорога упирается в автостраду. По ней ездят автомобили. Попытаюсь поймать попутку. Местные догадаются, откуда я, и не посадят, но дальнобойщик на грузовике может подобрать или водитель, который едет издалека. Лицо у меня зажило. С виду я больше не похож на алкаша, наркомана или преступника. Выгляжу вполне нормальным человеком, хоть им и не являюсь. Дальнобойщик запросто может меня подобрать или еще кто-нибудь. Не из местных, конечно. Они-то сразу смекнут, откуда я такой взялся.
Дорога делает поворот, и последние огни клиники исчезают из вида. Вокруг темно, как в шахте, и тихо. Мне нравится это. Слишком давно я не погружался в ночь, в темноту. Я с ними хорошо знаком, чувствую себя, как дома, ко мне возвращается чувство, что я дома, и обычная Ярость. Все возвращается.
Слышу шум позади и шум впереди. Сзади догоняет, судя по звуку, фургон. Впереди, судя по звуку, мчатся по длинной ровной дороге на большой скорости автомобили. Звук впереди мне нравится больше. Как раз то, что мне нужно. Будь она проклята, эта клиника. Прощай.
Перехожу на бег. Моя спортивная форма ни к черту, к тому же холодный воздух обжигает легкие. Бегу по обочине асфальта, вдоль деревьев, бегу из последних сил. Моя цель не так уж далеко. Совсем недалеко, но мне и это расстояние дается с трудом. Каждый глубокий вдох холодного воздуха отдается болью в легких. Мне двадцать три. А я едва способен бежать.
Моя цель – автострада. Огни проезжающих автомобилей рассекают бескрайние поля. Я знаю, что ближайший город находится на западе. В этом городе Лилли, а запад слева. Делаю последний рывок, поворачиваю налево, шагаю. Высматриваю автомобиль, чтобы поднять большой палец.
Белый фургон тормозит в конце дороги, ведущей к клинике, и мигает фарами. Кто там, в этом фургоне, пошел он на хер. Фургон трогается с места, поворачивает налево, едет ко мне.
Окно с пассажирской стороны опускается. Фургон приближается, кто-то высовывается из окна, ждет, пока я его признаю. Я не гляжу по сторонам. Иду, глядя вперед. Там, впереди, город, в котором Лилли. Сквозь урчанье двигателя слышится голос.
Привет, малыш. Ты кое-что забыл.
Я узнаю этот голос, он нравится мне, внушает доверие, этот голос ободрял меня в трудные минуты. Я смотрю на фургон, в опущенное окно. Линкольн сидит на пассажирском сиденье, смотрит на меня. Хэнк сидит за рулем. Держит свою куртку. Куртку, которую одолжил мне когда-то, которую я оставил в палате. Он улыбается мне.
Ты себе задницу отморозишь без куртки.
Я улыбаюсь.
Как твои дела, старина?
Хорошо. А твои как?
Я очень спешу.
Куда?
Нужно найти одного человека.
Садись в машину, погрейся чуток.
Я не боюсь холода.
Садись уже.
Нет, спасибо.
Говорит Линкольн.
Садись.
Я останавливаюсь, Хэнк останавливает фургон. Я смотрю на Линкольна, тот на меня.
Я не вернусь в клинику.
Садись в машину.
Пошел ты.
Ты хочешь найти ее?
Да.
Тогда садись в машину, черт возьми.
Я смотрю на него, он на меня. Глаза у него темные, холодные, жесткие, но в них есть правда. Я подхожу к двери, он тянется через плечо, нажимает на кнопку. Я открываю дверь, сажусь в фургон. Из обогревателей дует теплый воздух. Хэнк бросает мне свою куртку, я надеваю ее. Он говорит.
Куда едем?
В Миннеаполис, на автовокзал.
Надо спешить?
Я гляжу на Линкольна. Он смотрит перед собой.
Когда она ушла?
Он отвечает ровным голосом.
С час тому назад.
Я смотрю на Хэнка.
Да, нужно спешить.
Он улыбается, нажимает на газ, фургон срывается с места. Поля за окном сливаются в сплошное бесформенное пятно, дорога превращается в мелькание огней и желтых полос, мы мчимся вперед, на поиски Лилли. Сижу, смотрю в окно, курю. Линкольн смотрит перед собой, глубоко вздыхает и иногда похрустывает костяшками пальцев. Хэнк настраивает радио на местную волну и подпевает каждой песне. Если не знает слов, придумывает свои, что-нибудь про хоккей или рыбалку. Друг с другом мы не разговариваем.