Я мог бы найти кого-нибудь еще.
Не надо. Когда это будет?
Зависит от того, сколько времени потребует у тебя инвентаризация.
Завтра закончу.
Обычно людям требуется дня три-четыре.
Я примерно представляю, что от меня требуется.
Пожалуйста, не превращай все в балаган, Джеймс.
Не буду. Даю слово.
Значит, тебя устроит, если мы назначим Пятый шаг на послезавтра?
Более чем.
Я забронирую комнату для тебя. Подумай, нужен тебе священник или нет.
Священник годится.
Если будут вопросы, обращайся.
Хорошо.
Я встаю, благодарю его, выхожу. Возвращаюсь в свое отделение, где Линкольн проводит занятие на тему «Предотвращение рецидивов и распознавание факторов риска». Он стоит возле черной доски и говорит. Перед ним на диванах и стульях сидят слушатели.
Я ищу свободное место. На одном из диванов сидит человек, по обе стороны от него пусто. Это новенький, я его раньше не видел. Длинные густые волосы выкрашены в черный цвет. Одет в черные кожаные штаны и черную футболку, на которой изображен скелет. Левой руки нет, правая недавно ампутирована чуть выше локтя. Обрубок забинтован и покоится на пластмассовой шине, которая торчит из-под футболки. Она поддерживает руку на уровне груди параллельно земле. На шее татуировка в виде красной змеи, на веках видна черная татуировка. Сами глаза невыразительные, карие. Они неподвижны, смотрят прямо перед собой. В них пустота.
Я высматриваю другое место, но не нахожу. Сажусь рядом с этим человеком и стараюсь внимательно слушать, что говорит Линкольн, но не могу сосредоточиться. Мне неуютно рядом с соседом, я невольно кошусь на него исподтишка. Рассматриваю обрубок его правой руки. Бинты чистые, но синеватая кожа под ними с краю покрыта зелено-черными пятнами. Перевожу взгляд на его шею, рассматриваю змею, которая обвивает ее. Голова змеи с широко раскрытой пастью приходится на кадык, хвост исчезает на спине. Смотрю на его лицо. Кожа бледно-желтая, признак леченой желтухи, на щеках мелкие шрамы, словно он порезал себя осколком стекла или лезвием бритвы, на бровях, губах, ушах и носу видны незаросшие отверстия, как от пирсинга.
Но хуже всего не его вид, а его запах. От этого человека воняет так, словно он гниет заживо, словно нутро у него умирает или умерло, причем давно. Запах такой густой, что почти висит в воздухе, а когда этот человек выдыхает и его дух отделяется от тела, добавляется другой, не менее отвратительный. Прокисший и слегка химический, застоявшийся и невероятно противный. Как будто он прополоскал рот сточной водой из канализации, добавив машинного масла. И сделал это год назад.
Не я один ощущаю этот запах. Не я один изучаю этого человека. Все присутствующие, включая Линкольна, проявляют внимание к новичку. Некоторые, как я, наблюдают исподтишка. Другие делают это открыто. Те, кто сидит поближе к нему, морщатся от запаха или помахивают перед носом, чтобы отогнать его. Те, кто сидит дальше, наклоняются вперед и, наоборот, втягивают воздух носом, будто проверяют – не померещилось ли. Нет, не померещилось. Вонь такая, что просто жуть. Словно нутро умерло в человеке и медленно разлагается.
В конце занятия Линкольн объявляет, что до конца дня мы свободны, а ужин состоится в самом отделении в шесть тридцать. Кто-то спрашивает – почему, он отвечает – потерпите, скоро все узнаете, и отпускает нас. Всех как ветром сдувает – кто-то выскакивает из зала, кто-то переходит в угол, где запах не так ощутим. Я встаю и подхожу к Леонарду с Майлзом, которые сидят рядом возле стены. Пока иду, они смотрят на меня. Я улыбаюсь и говорю.
Я очень благодарен вам обоим.
Они переглядываются, вид у них слегка смущенный. Потом опять смотрят на меня, Леонард говорит.
За что?
Я только что разговаривал с адвокатом, который возится с моими делами.
Говорит Майлз.
И что из этого?
Я снова улыбаюсь.
От трех до шести месяцев в окружной тюрьме.
Леонард улыбается, Майлз говорит.
Ты доволен этим?
Я киваю.
Да, очень.
Майлз кивает.
Вот и хорошо.
Я подозреваю, что вы оба приложили к этому руку, поэтому хочу поблагодарить вас.
Леонард смотрит на Майлза, Майлз на Леонарда. Леонард спрашивает Майлза.
Ты что-нибудь делал?
Майлз трясет головой.
Нет. А ты?
Леонард трясет головой.
Нет, я тоже ничего.
Майлз улыбается.
А если б ты чего и делал, то вряд ли обсуждал бы это со мной, учитывая, что мы с тобой находимся на противоположных полюсах юридического спектра.
Леонард улыбается.
Да уж это точно. Мне и погоду-то с тобой обсуждать боязно, того и гляди обосрусь со страха.