Сильные рыдания переходят в рыдания, рыдания в плач. Он успокаивается. В палате тихо. Темнеет, солнце заходит, последние полоски угасающего света проскальзывают в окно. Он отстраняется и говорит, что хотел бы побыть один. Я встаю, выхожу из палаты. Закрываю дверь за собой.
Прохожу в отделение, там творится сумасшедший дом. Мужчина в синем комбинезоне устанавливает на телевизор кабельную коробку. Другие мужчины, в белых брюках, белых рубашках и белых туфлях, накрывают банкетные столы. Пациенты нашего отделения стоят небольшими группками, обсуждают происходящее. Кто-то спрашивает у кабельщика, почему он здесь, и тот отвечает, что ему не разрешено говорить. Еще кто-то задает тот же вопрос официанту, тот тоже отвечает, что ему не разрешено говорить.
Я наливаю себе чашку кофе, прикуриваю сигарету и смотрю, куда сесть. Я хочу побыть один. В этот момент из телефонной кабинки выходит человек и зовет меня к телефону. Я спрашиваю, кто звонит, он отвечает, что не знает.
Подхожу к телефонной кабинке, захожу, беру трубку.
Здравствуйте.
Привет, Джеймс.
Говорит моя Мать.
Мы хотим извиниться, Джеймс.
За что?
За то, что уехали раньше времени. Мы очень переживаем из-за этого.
Не переживайте, все в порядке.
Правда?
Да. Я благодарен вам за то, что вы вообще приехали.
Говорит Отец.
Спасибо, Джеймс.
Не за что.
У тебя есть новости?
Я разговаривал с Рэндаллом.
Говорит моя Мать.
И что он сказал?
От трех до шести месяцев окружной тюрьмы в Огайо. Испытательный срок три года. Если не будет нарушений, то судимость снимут.
Говорит Отец.
Отличные новости. Как это удалось устроить?
Я смеюсь.
Сам не знаю.
Говорит Мать.
Почему ты смеешься?
От радости. У меня просто камень с души свалился.
Говорит Отец.
Когда ты отправляешься туда?
Точно не знаю, но скоро.
Наступает молчание. Я понимаю, что родители представляют, как я, их младший сын, сижу в тюрьме. Молчание сгущается, оно перемежается глубокими вздохами и шумом шагов. Мать начинает плакать, ее плач удваивается эхом, Отец стоит рядом с ней. Он спрашивает, можно ли перезвонить попозже, я говорю «да», он говорит, что любит меня, я отвечаю, что люблю его, и вешаю трубку.
Открываю дверь телефонной кабинки, возвращаюсь в отделение. Банкетные столы уже установлены, на белых скатертях белые тарелки, стаканы, ножи и вилки. Официантов не видно, но по густому запаху вкусной горячей еды я догадываюсь, что они недалеко. От запаха во мне мгновенно пробуждается аппетит, просто зверский. Сил нет терпеть. Немедленно давайте мне тарелок десять с горкой, чего там у вас, черт возьми.
Поднимаюсь на верхний ярус. Подхожу к Матти с Тедом. Спрашиваю, не в курсе ли они, что тут происходит. Матти говорит – без понятия, но жрать хочется зверски, если сейчас ему не дадут этой фуевой жрачки, то он с ума сойдет. Тед просто пожимает плечами и говорит, что ничего не знает.
Входит Линкольн, оглядывает собравшихся и говорит.
Все здесь?
Все смотрят по сторонам. Незнакомый голос отвечает.
Майлза нет.
И другой голос.
Леонарда тоже нет.
Линкольн говорит.
А кто-нибудь знает, где Майлз?
Я говорю.
В палате. Лучше его не беспокоить.
Линкольн кивает и говорит.
Кто-нибудь видел Леонарда?
Все переглядываются.
Никто?
Все мотают головами.
Никто?
Линкольн улыбается, повышает голос.
Леонард.
Он повторяет еще раз, громче.
Леонард.
Он кричит.
ЛЕОНАРД.
Из коридора доносится музыка. Тема песни из знаменитого фильма о безвестном боксере из Филадельфии, который чуть не выиграл чемпионат в тяжелом весе. Все улыбаются, кто-то смеется. Музыка приближается, становится громче, все поворачивают головы в сторону прохода, там появляется Леонард в белоснежном костюме. В одной руке у него маленький плеер, другая сжата в кулак и поднята над головой.
Смех, ликование, несколько человек бросают в него конфетные фантики, кусочки бумаги. Он встает рядом с Линкольном, выключает плейер, жестом просит тишины. Когда все смолкают, он говорит.