В четырнадцать украл мопед и столкнул его с обрыва. Разбил кувалдой скульптуру на соседском газоне. Взорвал почтовый ящик, еще два ящика, еще четыре, еще десять. Оценил силу слова и стал использовать ее. Назвал девочку жирной шлюхой. Сказал беременной учительнице – чтоб твой ребенок родился мертвым. Спросил у жены доктора, известно ли ей, что ее муж ходит налево. Жена доктора была груба с моей Матерью, и я захотел наказать ее. Ее муж действительно ходил налево, и брак распался.
В пятнадцать лет стал продавать наркотики школьникам. Продавал им и алкоголь. Они были моего возраста, но оставались детьми. Чаще всего я обманывал их – драл втридорога или подсовывал орегано. Иногда ссал в бутылку перед тем, как отдать им. Сломал рекламный указатель у ресторана. Ночью саданул по нему молотком, потому что управляющий выгнал меня из ресторана, когда я был пьян. Убегал из дома. Угонял машину. Напивался и принимал наркотики. Постоянно.
Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать лет умещаются на пяти страницах. В основном все то же самое. Алкоголь и наркотики. Хулиганство и вандализм. Оскорбление людей, если они сделали что-то неприятное мне или моим близким. Я разгромил двор лидера местной христианской молодежной группы, когда он попытался завербовать меня. Я повторял это каждую пятницу в течение восьми недель. Я крал почту у соседа, который выругал меня. Крал ее, чтобы завладеть личной информацией, подписал его на двенадцать кредитов и испортил ему кредитную историю. Степень моей наркозависимости росла, с ней вместе возрастала ненависть к себе, возрастал и уровень деструктивности.
Девятнадцать лет, двадцать лет. Шесть страниц. Первые годы в колледже. Я изменил подружке один раз, два раза, три раза, каждый раз бывал разоблачен. Обещал исправиться, обещание ни разу не сдержал. Я понимал, что так и будет. То же самое повторилось с другой девушкой. С третьей. Ложь стала частью моей жизни. Я лгал из необходимости заполучить что-то или выпутаться из чего-то. Я лгал в колледже. Я брал деньги у родителей и покупал на них наркотики. Брал еще больше денег и покупал еще больше наркотиков. Я терроризировал парня по имени Роб, потому что слышал, как он не очень хорошо отозвался о ней, о той, с глазами, как арктический лед. Я сломал ему машину, загадил его комнату. Я издевался над ним, угрожал ему и запугал его. Я отравил ему жизнь. При этом я так и не сказал ему, почему все это делаю, просто делал, и все.
Двадцать один год. Три страницы. Напивался, обкуривался, был арестован, раз или два навалял кому-то, раз или два наваляли мне, изменял, лгал, обманывал, использовал женщин, спал с проститутками, брал деньги, тратил больше, чем брал, мои лучшие друзья – алкоголь и наркотики, людей, которые пытались остановить меня, посылал на хер, требовал, чтобы отстали. Заставлял девушку нюхать кокаин с моего члена. Она была кокаиновая наркоманка, и я давал ей наркотики в обмен на ее тело. Она позволяла мне делать с ней все, что захочу, и я пользовался этим очень часто. Наркотики и ее тело. Я приставил пистолет к голове человека. Пистолет не был заряжен, но чувак-то этого не знал. Он ползал на коленях и умолял пощадить его. Взял пистолет я по наущению одного барыги, который хотел меня проверить, а мне требовалось его доверие, потому что требовался его товар. Тот чувак украл у барыги дозу, и я спустил курок незаряженного пистолета у его виска. Мужик нассал в штаны, обоссал весь пол, и барыга вытирал лужу его лицом, а я смотрел.
Двадцать два года. Две страницы. Мой арест, тот самый, в Огайо. За который мне предстоит расплатиться сейчас тюремным сроком. В Париже одна девица заявила, что я отец ее ребенка. Я не был им. У меня на нее особо не стояло, и я с ней ни разу не кончил. Она плакала и умоляла признать ребенка, но я не был его отцом, поэтому вышвырнул ее из своей квартиры. Через пару дней в баре ее подружка подкралась ко мне с бутылкой, но я уложил ее на пол. Когда она поднялась, я пнул ее в задницу и сказал, что, если приблизится ко мне, отметелю в хлам. Другая приятельница привела меня к себе домой однажды вечером, встретив на улице. Я обоссал и облевал ей весь пол и даже диван. Когда проснулся, прихватил бутылку водки и ушел. Больше эту приятельницу никогда не видел и ничего о ней не слышал. В лондонском баре огрел человека стулом. Он пролил коктейль на мой стол, и я ударил его, когда он повернулся спиной. Я не стал дожидаться, чтобы узнать, что с ним. Меня никогда не интересовало, какой урон я причинил.
Заканчиваю писать. Кофе выпит, пачка сигарет выкурена. Смотрю на стопку бумаги, пересчитываю страницы, их двадцать две. Двадцать две страницы заполнены проступками, грехами и прегрешениями, неверными шагами и ошибками. Двадцать две страницы злости, обиды, наркомании, ненависти к себе и Ярости. Двадцать две страницы документируют мою позорную, постыдную и жалкую жизнь. Двадцать две страницы.