Как ты себя чувствуешь?
Не знаю.
Говорит Кирк.
Тебе становится лучше?
Не знаю.
Брат шутливо хлопает меня по плечу.
Какого черта, Братишка. Поговори с нами.
Я поворачиваюсь к нему.
Я не знаю, что говорить.
Какие у тебя планы?
Не знаю.
Говорит Джули.
Ты поправишься, все будет хорошо.
Сомневаюсь, получится ли.
Говорит Боб.
Почему сомневаешься?
Потому что я обдолбанный урод, вконец обдолбанный. Не знаю, как уж я до этого докатился, но докатился, и у меня куча разных болячек, черт, и я не знаю, можно ли их вылечить. Не знаю, можно ли меня вылечить.
Говорит Джули.
Все на свете поправимо.
Сказать легко, сделать труднее.
Моему брату ведь удалось.
Я не твой брат.
Говорит Боб.
Надо попытаться, Братишка.
Посмотрим.
Нет, не посмотрим. Ты должен, черт возьми.
Я смотрю на озеро, делаю глубокий вдох.
Я больше не хочу об этом говорить.
Наступает неловкое молчание. Я не смотрю на них, но знаю, что Боб переглядывается с Джули и Кирком, понимаю, что они ищут выход из положения.
Говорит Боб.
Звонил родителям?
Я смеюсь.
Я больше не хочу говорить об этом.
Сделай мне одолжение, позвони им.
Где они сейчас?
Дома, в Мичигане. Завтра возвращаются в Токио.
Хорошо.
Говорит Джули.
Кому-нибудь звонил?
Люсинде, Кортни и Эми.
Как они?
Хорошо, наверное. Рады за меня, что я здесь.
Очень многие рады за тебя.
Сомневаюсь.
Говорит Кирк.
Куча людей нам звонила, все спрашивают о тебе.
Кто же это?
Мы составили список.
Кирк смотрит на Джули. Джули достает из сумки лист бумаги и протягивает мне. Я кладу его в карман. Джули говорит.
Ты даже не взглянешь?
Потом посмотрю. Не хочу тратить наше время на дурацкий список.
Она смеется, смотрит на часы.
Уже поздно.
Который час?
Четверть четвертого.
Когда заканчиваются часы приема?
Боб отвечает.
В четыре.
Я усмехаюсь.
Ты чего?
Осталось пять часов сорок пять минут.
Кирк говорит.
Ты о чем?
Ни о чем.
Я встаю.
Пойдемте в отделение.
Они тоже встают, мы идем к корпусу, Брат кладет руку мне на плечо и говорит, что гордится мной, я смеюсь в ответ, он повторяет свои слова, я благодарю его, и мы заходим внутрь, я показываю им свою палату, знакомлю с Уорреном, который читает детектив, сидя на кровати. Джули хочет в туалет, я объясняю, как найти общий сортир, и она выходит. Мы с Бобом и Кирком идем к телевизору, где договорились ждать Джули. Садимся на пустой диван, смотрим футбол. Я курю сигарету. Осталось пять часов пятнадцать минут. Подходит Джули, в руках у нее визитка. Она протягивает ее мне, спрашивает, не знаю ли я этого парня. Я смотрю. На визитке написано «Джон Эверетт, секс-ниндзя. Сан-Франциско, далее везде».
Я возвращаю ей визитку, спрашиваю, не оскорбил ли он ее какой-нибудь бестактной выходкой. Она смеется.
Он очень нервничал и все время пялился на мою задницу. Вел себя нелепо и смешно.
Кирк берет визитку, читает и смеется, потом передает Бобу, тот тоже читает и смеется. Кирк спрашивает, знаком ли я с этим Ниндзя, я отвечаю – он мой сосед по палате. Кирк, присвистнув, забирает визитку у Боба, еще раз смотрит на нее, свистит громче. Спрашивает, нельзя ли ему познакомиться с этим Ниндзя, я говорю – может, в другой раз, а Джули смотрит на свои часы и говорит – нам пора, мы проходим через лабиринт ярко освещенных неуютных коридоров к главному входу, и я выхожу с гостями на крыльцо, чтобы попрощаться.
Спасибо, что навестили. Для меня это очень много значит.
Говорит Джули.
Мы переживаем за тебя.
Я не хочу, чтобы вы переживали.
Говорит Кирк.
Все равно будем.
Не стоит.
Говорит Боб.
Мы хотим, чтобы ты поправился, Братишка.
Я знаю.
Эта клиника – единственный выход.
Есть и другой.
Какой?
Думаю, ты сам догадываешься.
Боб кладет руку мне на плечо, смотрит на меня.
Поправляйся. Пожалуйста, поправляйся.
Он вдруг начинает плакать, при виде его слез я тоже готов расплакаться, а я не хочу этого. Он делает шаг вперед, обнимает меня, сжимает крепко, я тоже обнимаю его, это хорошее, крепкое, глубокое, настоящее чувство. Ведь это мой Брат, моя кровь, единственное существо на свете, которое состоит из того же материала, что и я, тот человек, который знает меня лучше всех на свете, который будет скучать по мне больше всех на свете, если меня не станет. Разве это не причина, чтобы остаться в клинике, я же ему не безразличен – то, что он сейчас расплакался, имеет значение, в глубине души я понимаю, что для меня только это и имеет значение.