Когда алкоголик или наркоман перестает употреблять, его подсознание требует дозы. Эта потребность иногда проявляется в снах, которые кажутся совершенно реальными, и в каком-то смысле они реальны. Хотя ты ничего не употреблял, какая-то часть твоего мозга получила свое. Вполне вероятно, такие сны будут тебе сниться еще в течение года.
Забавно.
Линкольн говорит.
Так что же было дальше?
Он смотрит на меня.
Я пошел в ванную, меня стошнило, стало хуже. Я решился посмотреть на себя в зеркало, и мне опять стало тошно – уже по другой причине. В общем, я чувствовал себя погано. Потом я пошел мыть туалеты.
Он все смотрит на меня.
А потом ты напал на Роя.
Я тоже смотрю на него.
Рой доставал меня. Я хотел отвязаться от него.
Кен говорит.
Почему он доставал тебя?
Понятия не имею.
Он правда доставал тебя?
Он цепляется ко мне все время, пока я здесь. Почему – понятия не имею.
Что он делает?
Говорит, что я все время нарушаю правила, что я все делаю плохо, что он добьется, чтобы меня вышвырнули отсюда.
Говорит Линкольн.
А тебе это не нравится, верно?
Я ничего такого не делаю. Он не имеет права поливать меня дерьмом.
А у тебя есть право нападать на него?
Он первый прицепился ко мне.
А что, если бы я прицепился к тебе?
Я бы послал вас.
Линкольн смотрит на меня.
Говорит Кен.
Рой сказал нам, что пришел помочь тебе, а ты без всякой причины набросился на него.
Рой врет, ублюдок.
Говорит Линкольн.
Выбирай выражения.
Пошел ты на…
Что ты сказал?
Я сказал – пошел ты на…
ВЫБИРАЙ ВЫРАЖЕНИЯ.
ПОШЕЛ ТЫ…
Говорит Кен.
Успокойся, Джеймс.
Ты, Кен, тоже пошел.
Джоанна говорит, глядя на Кена и Линкольна.
Пожалуйста, оставьте нас ненадолго вдвоем.
Линкольн говорит.
Мы еще не закончили.
Джоанна говорит.
Думаю, будет лучше, если вы оставите нас ненадолго вдвоем. А потом продолжим разговор все вместе.
Линкольн поворачивается, молча выходит из комнаты. Кен смотрит на меня и говорит.
Если захочешь что-то сказать, я у себя в кабинете.
Он выходит за Линкольном, закрыв дверь, и мы остаемся вдвоем с Джоанной. Она прислоняется спиной к стене, делает глубокий вдох, потом выдох, я сижу на кровати, смотрю на нее, а она сидит на полу и дышит, и мне надоедает молчание и звук ее дыхания. Мне хочется остаться одному и обдумать, как быть дальше. Я говорю.
Что вам надо?
Она открывает глаза.
Просто решила посидеть с тобой несколько минут. Вдруг ты захочешь что-нибудь рассказать.
Мне нечего рассказывать.
Хорошо.
Она встает.
У тебя есть какие-нибудь просьбы?
Да.
Какие?
Я не хочу больше принимать транквилизатор.
Почему?
От него мысли путаются и все как в дурном мерзком сне. Лучше ничего не принимать, чем это дерьмо.
Я скажу медсестре, чтобы отменила его.
Спасибо.
Это все?
Что у меня на сегодня назначено?
Все как в обычный день. Минут через десять завтрак, потом лекция. В десять тридцать – прием у стоматолога, в десять часов нужно подойти к машине. Делай все как обычно, а если захочешь что-нибудь обсудить, я в кабинете три-двенадцать.
Спасибо.
Она направляется к выходу.
Мы скоро увидимся?
Возможно.
Она выходит, я остаюсь один, мне не по себе от того, что я в клинике. Одна часть меня испытывает облегчение, другая часть – досаду, еще какая-то часть – растерянность, и, короче, я понятия не имею, как дальше быть. Уйти или остаться. Уйти или остаться. Уйти – значит опять впасть в наркозависимость, а дальше – тюрьма или смерть. Остаться – значит избавиться от зависимости, а дальше – неизвестность. Не знаю, что пугает меня больше. Встаю, открываю дверь, обнаруживаю, что нахожусь в терапевтическом отделении. Занимаю очередь за таблетками, начинается обычный день, повторяю про себя номер кабинета Джоанны. Три-двенадцать.
Беру свои антибиотики, они проскакивают легче, чем раньше, иду по чистым ярким коридорам в столовую. При входе в стеклянный коридор понимаю, что опоздал, все поднимают головы, смотрят на меня, я не обращаю внимания, беру тарелку серой овсяной размазни, сажусь. Я знаю, что все по-прежнему смотрят на меня, но не обращаю внимания. Леонард направляется ко мне, с ним еще двое. Один – толстый коротышка в черной бандане. Сзади из-под нее свисают черные космы. В джинсах, черной футболке, через всю щеку шрам. Другой – высокий, худой, в обтягивающих черных джинсах, черной рубашке, застегнутой на все пуговицы, и черных ковбойских сапогах. Лицо у него костлявое, вытянутое, на руках проступают вены. Вид у обоих спутников Леонарда агрессивный и злобный. Куда более устрашающий, чем у среднестатистического пациента клиники. Леонард ставит свой поднос на мой стол.