В полумраке гаража полоса света виднеется из-под двери мастерской. Мхов направляется туда, двигаясь вдоль короткой шеренги автомобилей, выстроившихся, как на парад. Первым, правофланговым, салютует «шестисотый», матово блестя иссиня чёрными боками. Рядом квадратно горбится его брат, блестящий чёрный «баварец» G500 гелендаваген, разъездной джип. Третий братец — понтово-серебристый Машкин «мерин» C200 спорткупе. Наконец, четвёртым замыкает строй развратно-алый «англичанин», «ягуар» XK8 кабриолет, машина, купленная, что называется, для пущей красоты.
Мхов подчеркнуто уважительно стучится в дверь мастерской, ломкий голос сына коротко отвечает:
— Ага.
Алёша сидит на высоком табурете, облокотившись о верстак и, не отрываясь, следит за работой стоящего перед ним небольшого механизма. В чем заключается эта работа и что это собственно за механизм, Мхов не понимает; встав за спиной у сына, он удивленно разглядывает нечто, построенное из старого метронома, конусообразного прибора в деревянном корпусе, принадлежавшего матери Мхова, Алёшиной бабушке.
Метроном, установленный на allegro, громко стучит в тишине мастерской, мерно и быстро качается из стороны в сторону тонкая, потемневшая от времени, металлическая стрела. Это-то само по себе понятно, но зачем у вершины прибора вертикально закреплен циферблат от будильника? Зачем и за счет чего ходит туда-сюда резиновый приводной ремешок, выходящий из основания метронома и пропущенный над втулкой позади циферблата? Что, в конце концов, означают движения циферблата, раскручиваемого приводным ремнём сначала по часовой стрелке, а потом против? Или наоборот? Сначала против, а потом по часовой?
Мхов отчего-то медлит спросить, не решается оторвать сына от напряжённого вглядывания в функционирование странного механизма. Он лучше подождёт. Прибор работает, по всей видимости, уже давно; слишком часто сын моргает, трёт уставшие глаза. Скоро кончится завод, метроном остановится, тогда можно будет обо всём разузнать.
Так и есть. Через какие-то минуты качание стрелы становится натужным, приводной ремень тормозится, частота колебания циферблата уменьшается, наконец, стрела застывает в крайнем правом положении, не в силах совершить обратный ход. Стоп машина.
Сын вздыхает, морщась, трёт затёкшие локти, улыбается отцу.
— Что это, Лёш? — спрашивает Мхов, как ему самому кажется, слишком всерьёз.
Алексей смущённо пожимает плечами, потом говорит:
— Машина времени.
— Времени? — Мхов несколько озадачен, он, скорее, ожидал услышать про что-нибудь вроде вечного двигателя. Машина времени, по его мнению, — это не в меру серьёзно для 12-летнего пацана, пусть даже такого продвинутого, как его сын. Тот молчит, и Мхов продолжает:
— И как она работает?
— В каком смысле? — немного растеряно спрашивает Алексей.
— В смысле времени, — не отстаёт Мхов. — Как на ней… э-э-э… путешествовать?
— Путешествовать? Куда? — сын вроде как удивлён.
— Как куда? Это же машина времени, ты говоришь? Значит, по времени.
Алексей осторожно дотрагивается до прибора пальцем, улыбается — больше, похоже, внутри себя.
— Так как? — Мхов начинает терять терпение.
— Пап, я думаю, что по времени путешествовать нельзя, — вдруг решительно произносит сын и глядит на отца серьёзно, излишне серьёзно, думает Мхов.
— А зачем тогда эта машина? — И усмехается, сын сам загнал себя в тупик.
Алексей пробует объяснять:
— Время, оно как бы само… а машина времени его…
— Что само? Куда его? — наседает Мхов.
— Пап, ну я не знаю как это сказать!
Мхов немного утомился:
— Ну ладно, ты скажи, что вообще должно происходить?
Сын разводит руками:
— Пока не знаю. Может, уже происходит.
— Ну-ну. Можно посмотреть? — Мхов берёт механизм в руки. — Так, это понятно, так… А сам-то ремень у тебя от чего запускается?
— Стрелка метронома толкает штуку одну там внизу, — объясняет Алексей, — а от неё уже ремень…
— Что за штука?
— А ты сними нижнюю крышку.
Мхов берет с верстака отвёртку, переворачивает метроном и принимается за винты в его основании. Всё-таки сын у него, что надо сын, умный парень, рукастый. Да и он сам молодец, что проявляет интерес к его интересу, потому как…
Оба-на!
Рот Мхова мгновенно наполняется кислой слюной, ноги слабеют, сердце щемит от чёрной тоски. Он застывает, тупо уставясь в нутро изделия, сработанного руками его сына. К горлу подкатывает тошнота, Мхов изо всех сил борется с ней, конвульсивно сглатывая дурную слюну. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, но сын, встревоженный произошедшей с ним переменой, прогоняет наваждение.