— Ребята, вы хотите сказать, что Жар-птицы опаснее, чем вы когда-либо говорили?
— Нет! — Мама обиженно дёрнулась. — Честное Слово, Маргарет. Мы бы никогда не пошли на такой риск.
— Конечно, нет, — папа помолчал, потом добавил. — Однако это не значит, что Жар-птицы не представляют опасности.
— Это похоже на запуск Большого Адронного Коллайдера, — предположил Тео. Я знала всё об этом, хотя это случилось, когда я была ещё ребёнком. Для физиков исследование в этой сфере были как Суперкубок, «Оскар» и Новый год, завернутые в один пакет, и мои родители всё ещё говорили об этом время от времени. — Все волновались, типа «ах, учёные собираются создать чёрную дыру». Чего не произошло. Потому что, хотя это технически возможно, но это настолько невероятно, что БАК может работать в течение миллиарда лет без открытия чёрной дыры в центре Земли.
Объяснение Тео помогло понять, но также и напрягло, ведь я осознала, что несла на своей шее одну миллиардную вероятность апокалипсиса.
Я посмотрела на свою Жар-птицу, которая всё ещё болталась на цепочке, забрызганная кровью из раны Пола, как и разорванные остатки моего зелёного кардигана и белого платья под ним. Для меня Жар-птица всегда означала надежду, гений, приключение. Но в этот момент я знала, что никогда не забуду пятна крови.
— Итак, как Жар-птица может уничтожить измерение? — хотя я полагала, что ответ, вероятно, включает уравнение больше, чем книга о Гарри Поттере, я чувствовала, что должна была что-то сказать.
Но Пол научился переводить для меня скрытую поэзию науки лучше, чем кто-либо другой.
— Помнишь, что я сказал тебе, когда мы пошли смотреть секвойи? О фундаментальной асимметрии вселенной?
Я никогда не забуду тот день. Красота Мьюирского леса заставила меня почувствовать, что мы с Полом шагнули в наш собственный драгоценный кусочек вечности. Но я вспомнила и часть урока физики.
— Большинство физических сил симметричны. Но где-то через наносекунды после Большого взрыва материя и антиматерия каким-то образом вышли из строя, и никто не знает как. Именно асимметрия между материей и антиматерией делает вселенную возможной. Это так?
— … достаточно близко.
Мой мозг художника не так легко осознает науку, как мозг Пола. Он никогда не заставлял меня чувствовать себя глупой из-за этого нарочно, но такт — это не совсем по его части.
Он добавил:
— Это важно, потому что Жар-птицы могут восстановить симметрию между материей и антиматерией.
— Что? Как? — У меня голова шла кругом. — Зачем вам понадобилось создавать устройство, способное на такое?
Тео присоединился к нам.
— Маргарет, это очень похоже на то, как работают Жар-Птицы. Помнишь резонансы в измерениях, о которых мы всегда говорим, от которых у тебя стекленеют глаза? Те дисбалансы, характерны для каждой вселенной. Жар-птица в основном… исследует этот дисбаланс, находит, где он должен быть, и берёт тебя с собой. Настрой Жар-птицу на атаку этого дисбаланса, а не на его обнаружение… — голос Тео затих, и он просто развел руками, как будто имитируя взрыв.
Пол, конечно, не мог позволить жесту положить конец научному объяснению.
— Остальное случится само. Коллапс измерений вырвется наружу в определённых рамках. Нет смысла говорить, сколько времени это займёт, потому что коллапс уничтожит даже время.
— Но Жар-птицы могут также увеличить асимметрию! — Сказал папа, закуривая. — В какой-то мере это было бы сложнее, но всё же мы могли бы это сделать. Конечно, для питания Жар-птицы может потребоваться усилитель…
— Да, он потребуется, — мамин ртутный разум был уже на несколько шагов впереди. — Но если бы мы могли увеличить силу Жар-птиц с помощью довольно простого устройства, своего рода стабилизатора, который мы могли бы построить в каждой вселенной, тогда мы могли бы увеличить асимметрию в каждой вселенной. Что бы сделать её гораздо более трудной для уничтожения Триадой. Мы могли бы замедлить работу Триады. Может быть, даже остановить их вообще.
Теперь это имело для меня больше смысла, у Жар-птиц был потенциал. Их сила могла разрушить мир или сохранить его навсегда. Бесконечное добро и бесконечное зло, заключенные в одном медальоне, который висел прямо над моим сердцем.
К этому моменту мама, папа и Тео были глубоко вовлечены в уравнения. Я так хотела украсть несколько минут уединения, чтобы поговорить с Полом. Ему нужно вспомнить, кто он такой, чтобы стряхнуть с себя меланхолию и фатализм, которые всё ещё преследовали его