Никогда ещё мне так не хотелось пошутить, но у меня есть своя роль. Поэтому я оглядываюсь через плечо и высовываю язык.
— Сумасшедшая, да? Тогда почему я только что обнаружила мумию?
Джози и Тео мгновенно оживляются, падают на колени и кричат вниз, в коридор, где папа и Пол усердно работают. Что касается меня, то я благодарна за возможность побыть одной.
Великолепие египетской ночи почти подавляет. Дрожь пробегает по мне, когда я снова смотрю на пирамиды на горизонте. Их величество поначалу ослепляет меня, скрывая от остального самым утешительным образом. Иногда действительно красивая картина или скульптура успокаивает мой дух, когда ничто другое не может. Искусство может поднять нас так, если мы позволим ему. Суровый ночной пейзаж вокруг меня обладает чистотой искусства.
Но по мере того, как я иду дальше, я постепенно начинаю подмечать всё больше деталей нашего лагеря. У нас здесь по меньшей мере девять палаток, плюс центральный костёр, над которым установлена кухонная решётка. Палатки — это не маленькие нейлоновые поп-апы, которые я помню по тем немногим случаям, когда Джози удавалось уговорить меня пойти с ней в поход, они огромны, каждая размером с большую комнату, и сшиты из толстой белой ткани, слегка колышущейся на ночном ветру. В тёмном отдалении за палатками лежат несколько шерстистых фигур, в которых я неожиданно узнаю спящих верблюдов.
Верблюды? Я ничего не могу с этим поделать. Я смеюсь. Мысль о маме верхом на верблюде или о Поле, который обычно так серьёзен и спокоен, пытающемся удержать равновесие на вершине горба меня смешит…
Но потом я представляю, как он падает, и снова вспоминаю свой собственный ужасный прыжок в Лондонской вселенной, тот, что убил другую меня. Моя улыбка исчезает. Пройдёт много времени, прежде чем мне снова захочется смеяться.
Моя палатка оказывается ещё более роскошной внутри, чем снаружи. Там что-то вроде импровизированного пола, поверх которого мы постелили что-то вроде турецкого ковра. На маленьких деревянных складных столиках лежат мои альбомы для рисования и мерцающий фонарь. Яркие узорчатые полосы ткани висят по углам и швам палатки для максимальной конфиденциальности. Моя маленькая походная кровать застелена стёганым одеялом ручной работы различных оттенков тёмно-синего цвета. Рядом стоит перевёрнутый, обтянутый кожей сундук, который, кажется, служит комодом, а на нём лежат кружевной шарф и пробковый шлем.
Жаль, что я не нашла эту вселенную раньше, когда я могла бы насладиться ею, тогда путешествие по измерениям почти казалось игрой. Теперь всё, что я могу сделать, это попытаться двигаться дальше как можно быстрее, чтобы спасти следующую Маргарет.
Я сажусь на походную кровать и расстёгиваю высокий ворот блузки. Песок даже забрался в Жар-птицу, хотя после того, как я хорошенько встряхнула медальон, механизм, кажется, не испортился. Слава Богу. Я не думаю, что смогу справиться, если эта штука сломается в другом измерении, потому что в последний раз, когда это произошло, я застряла почти на месяц.
Не говоря уже о беременности.
Моя Жар-птица остаётся привязанной к Ведьме, чтобы следовать по её стопам, как только она двинется дальше. Поэтому я делаю глубокий вдох, нажимаю на кнопки управления и…
… ничего.
Чёрт побери! Когда я дважды проверяю, что Жар-птица работает правильно, и так, я понимаю, в чём дело. По-видимому, я не могу прыгнуть вперёд во вселенную, если Ведьма уже в ней. Каждая Маргарет имеет максимальную вместимость в размере двоих: один хозяин, один гость. Я должна идти по стопам Ведьмы, поэтому не могу сдвинуться вперёд, пока она не двинется дальше.
И она не двинется с места, пока не придумает ужасный способ смерти ещё одной Маргарет.
Какой кошмар она придумала на этот раз? Моё затруднительное положение в гробнице мумии могло привести к моей смерти, но сейчас я уверена, что это далеко не самое худшее, что Ведьма может сделать.
Просто подожди, пока я выберусь из этой вселенной, Ведьма. Ты за это заплатишь.
Но как? Не похоже, что я когда-нибудь смогу догнать её. Один посетитель в теле одновременно означает одну Маргарет в измерении. Эта погоня может продолжаться вечно.
— Маргарет? Ты в приличном виде? — голос моей матери доносится из-за завешенного тканью полога, который считается дверью моей палатки. У неё более сильный французский акцент, чем обычно.
— Если «в приличном виде» означает «не голая ли я», то, конечно, в приличном, — я со вздохом засовываю Жар-птицу обратно под рубашку и начинаю застёгиваться.