Я беру его за руку, делая вид, что не замечаю, как между нашими ладонями скапливается кровь. Это тот же самый человек, который убил другую меня, те же самые пальцы, которые сжимали шарф, который он затянул вокруг моего горла. И всё же я не могу смотреть в его избитое, отчаявшееся лицо, не принимая его руку. Его рука в моей слаба и дрожит.
— Тео, что ты сделал?
— Я знал… я знал, что смогу его уничтожить, — Тео пытается ухмыльнуться, но потом кашляет и морщится от боли. — Этот сукин сын никогда… не пристегивался. Всегда… всегда пристегивай…
Ремень безопасности так неестественно врезается в его торс. Должно быть, у него сломано несколько рёбер. Может быть, и грудина тоже.
— Держись. Должно быть, они вызвали скорую помощь, так что врачи будут здесь с минуты на минуту. Хорошо? Дождись.
— Всё будет… не так, — его голова наклоняется ко мне. Его глаза, кажется, встречаются с моими, но я не уверена, что он вообще меня видит. — Я отнял у тебя жизнь. Можно… можно заплатить за жизнь только жизнью.
— О боже, Тео, — я так ненавижу этого Тео. Я била его, проклинала, даже пыталась убить. Но я не из того теста сделана, чтобы с удовольствием смотреть, как он умирает.
Мой разум показывает мне образ моей второй ночи в другом измерении: Лондонская вселенная, где я была в теле девушки, которая уже мертва. Я верила, что моего отца убили, и шаталась пьяная по ночному клубу в тщетной надежде, что алкоголь заглушит бесконечную боль внутри. Тогда Тео подошёл ко мне, взял меня на руки и обнимал прямо там, в клубе, прижимая к груди, пока я рыдала, даже когда барабанный бой пульсировал вокруг, и танцоры качались вокруг нас. Он притворялся моим Тео, манипулировал мной, даже использовал меня, но в ту ночь, я знаю, он тоже искренне страдал за меня. Этот момент, возможно, был самым реальным, что я когда-либо делила с этим Тео, до этого момента, прямо сейчас.
— Конли… он… он сказал другой, чтобы она шла дальше, — он сглатывает, морщится, задыхается. — Ты должна следовать за ней.
— Обязательно, — обещаю я. — Сразу же.
— Ты спрашивала меня…что она чувствовала. Другая ты. Пока я убивал её, — Тео пытается улыбнуться, но его разбитая губа делает это нелепым. — Теперь я знаю.
Он вздрагивает, нет, судороги. Он снова кашляет, и струйка крови из его носа превращается в густой поток. Его глаза закатываются, а дыхание с шумом вырывается из груди.
— Нет, — я крепче сжимаю его руку. Как бы сильно я его ни ненавидела, оказывается, мне невыносимо смотреть, как он умирает. — Нет, Тео, держись. Ты всё ещё можешь нам помочь. Ты можешь быть работать с нами из вселенной Триады! Ты мог бы исправить всё, ты мог бы помочь… — мой голос затихает, когда я понимаю, что он меня больше не слышит
Стук в его груди прекращается, и на мгновение я думаю, что это всё, пока Тео не шепчет:
— Мэг…
Его рука расслабляется в моей. Кровь, вытекающая из его носа и ушей, замедляется, затем останавливается. Голова Тео откидывается назад, освобождаясь от сломанного автомобильного сиденья. Здесь больше никого нет.
Дрожа, я убираю вынимаю руку из его и касаюсь его лица. С закрытыми глазами, он кажется невероятно странным, его веки тонкие и хрупкие на моих кончиках пальцев. Когда я отстраняюсь, то вижу пятна крови, которые оставила.
Я ухожу прочь от обломков, не обращая внимания на кровь, капающую с моей руки. Вдалеке я слышу сирены. Какой бы водитель лимузина или охранник Конли ни следил за мной, он, очевидно, думает, что я больше не являюсь приоритетом, или считает, что он больше ни у кого не работает. Во всяком случае, никто не пытается схватить меня или причинить мне вред. Я одна в Эквадоре, совершенно одна.
Размышляя, я добираюсь до кофейни на углу, где все посетители собрались поглазеть на меня, и опускаюсь в одно из плетёных тростниковых кресел.
«Ты можешь связаться по стационарному телефону с родителями. Они приедут и заберут тебя.»
Я имею в виду, что они приедут и заберут Маргарет из вселенной Триады. Как только я буду уверена, что с ней всё в порядке, я намерена последовать совету Тео и вернуться к преследованию Ведьмы.
Нет, мне нужен Пол. Он здесь, в этом самом городе. Но как мне найти Пола в центре огромного города, который я не знаю, и где я не могу произнести больше трёх десятков слов на местном языке?