Меня попросили повторить то, что я говорила на первой пресс-конференции, приехавшие издалека журналисты. Потом я отвечала на их вопросы.
Американцы спросили, что я могу передать Президенту США Биллу Клинтону. Я вспомнила его визит в Москву в мае 1995 года, когда он заявил, что наша война ему напоминает американскую войну между Югом и Севером. Я упрекнула его в том, что он ориентируется только по частям света «север-юг», но не учитывает размеры территорий и количество населения, умирающего на этой войне. Наша война может быть сравнима скорее с вьетнамской, которая послужила уроком всему миру, но не России. Потом я вспомнила о моей книге, переданной Хиллари Клинтон, жене Президента, через ее секретаря, когда они проезжали через Киев. На книге я написала: «Сейчас, когда чеченскую землю заливают реки крови, а мужчины готовы умереть, сражаясь, может быть, женщины помогут восстановить справедливость и мир…»
Надпись было сделана на английском, Хиллари не могла ее не прочитать… Я обвинила Хиллари Клинтон в христианском немилосердии…
Журналисты спросили, есть ли еще свидетели, которые могли бы подтвердить гибель Первого президента. За моей спиной, всем своим существом переживая мои слова, стоял Муса Идигов. «Вот, — я показала на Мусу. — На его коленях Джохар произнес свои последние слова: «Доведите дело до конца…»» Все камеры обратились на Мусу, к нему подскочили журналисты. В слепящем потоке света сверкнули слезы на его огромных черных глазах. «Убери!» — Муса закрыл лицо рукавом. Мое сердце сжалось: «Уберите камеру, господа! У нас не принято снимать плачущего мужчину».
В республике шел тезет, в разоренных селах и сожженных городах, под бомбами и артиллерийским обстрелом собирались люди и провожали первого Президента непокорной Ичкерии. Двери всех домов были открыты настежь, республика как будто потеряла своего отца. О нем сожалели все, даже те, обманутые, которые не понимали его раньше, а теперь гибли вместе с нами. Война не щадила никого… Но я видела по ночам Джохара живым, а другие не видели. Их горе и печаль были неутешными, как я ни старалась облегчить их страдания, несколько человек умерли, сердца не выдерживали траурную весть. Один из молодых ополченцев в Гехи-Чу собрал в своем доме ковры, в центре комнаты сложил все вещи и поджег — от горя он сошел с ума. Сразу четыре села были сданы на нашем Юго-Западном, фронте, те села, которые мы удерживали почти год, за каждую пядь земли было пролито столько крови! Пользуясь всеобщей растерянностью, российская армия наступала, нас прижали к горам. Ракеты теперь били сразу, как только кто-то начинал пользоваться спутниковым телефоном, видимо, хорошо пристрелялись. Россия бомбила и разрушала чеченские села, невзирая на перемирие. и Было сделано заявление, что мирные переговоры вести теперь не с кем: Президент погиб, вместо регулярной армии остались разрозненные бандформирования в горах. Дока Завгаев настаивал, что переговоры надо вести только с законной властью, во главе которой стоит он… Дока.
Посоветовавшись с Зелимханом Яндарбиевым, исполнявшим обязанности Президента, я предложила во избежание продолжения массового кровопролития воспользоваться старинным чеченским обычаем, — женщины понесут «платок мира». В крайнем случае эти переговоры стали бы для нас передышкой. Зелимхан был согласен с моим планом, сказав только, что свои действия я должна согласовать с родственниками Джохара.
А траурные митинги не прекращались — в своем горе мы были не одиноки. Совет Европы на заседании минутой молчания почтил память Президента Джохара Дудаева. В Киеве на Крещатике огромная толпа народа скандировала: «Позор убийцам!» На весеннем ветру ивы печально качали нежно-зелеными ветками, а незнакомые люди все шли и шли, держа плакаты с портретом Джохара. Какой-то мужчина средних лет, в скромном сером костюме с гневным пылающим лицом и развевающимися на ветру волосами бросал в толпу строчки, пронизанные скорбью и болью. Стихи, посвященные Джохару. Тысячи людей плакали, не скрывая своих слез. Турция, Польша, Финляндия, Литва, Латвия, Эстония, Кавказ — мир скорбил вместе с нами. Именем первого Президента Джохара Дудаева назывались площади, улицы, зеленые парки. В Тарту бывший кабинет Барклая де Толли, ставший потом кабинетом Джохара, командующего Тартуской дивизией, второй раз сделали исторической достопримечательностью города. Даже в России, в пронизанной холодом Сибири, прозвучало предложение от сослуживцев и друзей Джохара назвать одну из улиц Иркутска его именем. Правительство России на это предложение ответило гробовым молчанием… Джохар и после смерти оказался в белом фраке и на белом коне, а они «по уши в дерьме» — комментарий известного киноартиста Зиновия Гердта. Народная любовь подняла Джохара так высоко, что отныне его убийцы не могли уже причинить ему никакого вреда.