Пришло к нам и горе. Умерла мать Джохара. В тот же день Джохар срочно выехал на похороны. Он безмерно любил ее и очень тяжело пережил ее смерть. Годами она ждала его, сидя на скамеечке рядом с воротами и провожая каждый пролетающий самолет долгим взглядом. «Вот, опять Джохар полетел!» — обычно говорила она соседям и следила за самолетом до тех пор, пока он не исчезал.
Следующим летом, как обычно перед отпуском, Джохару выдали двойной оклад. Разложив деньги на диване, мы стали прикидывать, как нам уложиться. Билеты до Кавказа и обратно стоили очень дорого. Отложив часть денег, Джохар сказал: «Я хочу купить в Грозном барана, чтобы зарезать его для поминовения матери. Ты согласна?» Исполнялся как раз год со дня ее смерти. Для меня это было совершенно естественным решением, и я просто автоматически кивнула.
А ночью мне приснился странный сон. Я увидела нани в красивом цветном платье с платком на голове, сидящей на кровати у моих ног. Она снова спрашивала меня, согласна ли я выделить эти деньги на ее поминки. Может быть, мой ответ Дуки показался ей не совсем ясным? Я, конечно, подтвердила, удивившись про себя тому, что мой ответ для нее столь важен. А в Грозном, когда я рассказала об этом родственникам, узнала, что по мусульманским обычаям перед совершением такого обряда необходимо получить одобрение всех членов семьи.
Отпуск пролетел незаметно, и опять потянулись серые гарнизонные будни.
Когда родился наш третий, долгожданный ребенок, Джохар даже не смог приехать за нами в роддом, встречал очередную летную комиссию. Я уже привыкла, что ему постоянно не хватает времени для семьи, и справлялась сама. Очень помогал старший сын Овлур. Приученный к суровым условиям с раннего детства, он брал все на себя.
Его друзьями были шоферы, которые возили Джохара на уазике. Они и научили его водить машину. В гости на выходной к нам в дом часто приходили солдаты, земляки Дуки. Мои подружки, забегая к нам и в очередной раз увидев в маленьком коридоре ряд солдатских сапог, поворачивали обратно — не до них.
А водитель Дуки, Саша, невысокий скромный парнишка из многодетной семьи, запомнился мне тем, что на его руках шестимесячный Деги мгновенно затихал. Они могли часами сидеть молча, влюбленно глядя друг на друга. Когда мы уезжали в Полтаву к новому месту службы, сажая нас на поезд и с трудом отрывая ребенка от себя, Саша умоляюще прошептал: — Не обижайте Деги».
Часто к нам приезжали гости с Кавказа. Однажды один из них спросил меня: «Сколько лет ты живешь вместе с Джокером?» «Уже больше двенадцати», — отвечала я. «Ну, за это время ты должна была составить свое собственное суждение о нашем народе. Назови мне теперь главную черту в характере чеченцев». Я вспомнила все, что происходило со мной в Чечне, когда я туда приезжала, об отношении чеченцев друг к другу, к детям и старикам и впервые осознала то, о чем говорил Джохар при нашей первой встрече. Общее воспитание, в полном соответствии с чеченскими обычаями, приносило удивительные плоды нравственности.
«Самоотверженность», — сказала я и увидела радость в его гордых глазах. «Чтобы нас понять, нужно стать такой же, как мы. Ты проживешь в Чечне много лет… — задумчиво пояснил наш гость. — Я тревожился напрасно».
После огромной работы, проведенной Джокером в поселке Средний, так назывался наш городок, его должны были перевести на генеральскую должность на запад и дать под командование дивизию. Но клеймо «чеченец» перечеркивало все заслуги и права. С Джокером теперь просто не знали, что делать, он перескочил дозволенную планку, а придраться было не к чему.
Из Полтавы прислали нового начальника гарнизона полковника Трезнюка. Его жена, приятная женщина, была дочерью высокопоставленного московского генерала Плохова, служащего в главном управлении дальней авиации. Она этого не скрывала и откровенно всем говорила, что, послужив два года в этом медвежьем углу и «получив генерала», они быстро уедут обратно. Они привезли с собой своего замполита полковника Агеева, а замполита нашего полка Виталия Чугунова перевели в захолустный гарнизон Серышево, еще дальше на восток. Джохар стал теперь просто командиром соседнего полка.
Еще год мы провели в поселке Средний, который снова тускнел на наших глазах. Сломалась поливальная машина, и улицы перестали сверкать чистотой. На праздниках новый начальник гарнизона отменил лучи прожекторов (из-за нарушения инструкций) и фейерверк — детскую радость (из-за перестраховки на случай пожара). Но в конце года разбился на учениях самолет с новым замполитом полка Агеевым. Будущему генералу Трезнюку в Сибири явно не везло.