Выбрать главу

Уваров с напускным удивлением посмотрел на Анну, потом перевел взгляд на меня.

Влад засопел, под скулами задвигались желваки. Он молча повернулся и пошел по горячему песку, оставляя за собой неровную колею. Темная косичка налипла к спине между лопаток, словно грива гнедого скакуна.

– Не пора ли домой? – спросил я Анну, присаживаясь на капот машины.

Анна внимательно, словно никогда не видела, рассматривала мое лицо, переводила взгляд со лба на губы, с шеи на глаза.

– Домой? – переспросила она, вскинув брови. – А что я там забыла?

– Тебе здесь больше нравится?

– Да.

– И этот, Влад, он тебе тоже нравится?

Анна не ответила, села на полотенце, постеленное на песке, прижала колени к груди, подставила смуглое лицо легкому бризу и шуму волн.

– Наверное, ты дура, – сказал я сухо, поднимаясь с колена.

– Ну вот, видишь, – усмехнулась Анна. – Ты наконец разобрался во мне.

– Тебе нравится нырять за рапанами?

– Мы ищем клады. Это намного интереснее, чем пресмыкаться перед клиентами по европейскому стандарту.

Я чуть не рассмеялся.

– Значит, ты предлагаешь мне заняться поиском клада? Анютка, последний раз я этим занимался во втором или третьем классе, когда прочитал «Тома Сойера».

– Перечитай еще раз, – серьезно посоветовала она.

– Если я присоединюсь к вам, это не понравится Владу.

– Раньше ты не обращал внимания на конкурентов, а шел ко мне напролом.

– Так! Значит, ты уже считаешь его моим конкурентом? И давно Влад пребывает в этом замечательном качестве?

– С той минуты, как я с ним познакомилась! – ответила Анна с вызовом.

– Может быть, ты уже спала с ним?

– Может быть!! – выкрикнула Анна и запустила мне в лицо горсть песка.

Я, не владея больше своими чувствами, кинулся на нее, как хищник на свою жертву, повалил на песок и распял, удерживая ее руки за запястья.

– Ты же любишь меня! – хрипел я, не зная, как заставить Анну смотреть мне в глаза.

– Тебя? – отчаянно сопротивляясь, крикнула она. – Кто тебе сказал эту глупость? Я тебя терпеть не могу!.. Ой, мне больно, руку сейчас сломаешь!

С души вдруг схлынуло напряжение. Мне все стало безразлично. Я поднялся на ноги, со стыдом осознавая свой поступок. Что со мной? С чего это я вдруг кинулся на Анну, стал с ней бороться? Зачем тянуть ее за собой? Насильно женщину не вернешь, это аксиома.

Я пошел по сыпучему склону вверх. Ноги по щиколотку утопали в острой каменной крошке. Я чувствовал взгляд Влада. Мне казалось, что он смотрит мне в спину и ухмыляется.

– Кирилл! – крикнула Анна.

Я остановился. Она догнала меня, крепко вцепилась пальцами в руку.

– Не уходи!

Это была не просьба, а пожелание, причем из той области, когда родственник у постели умирающего просит: «Не умирай!»

Глава 23

Днем Серега всегда крутился либо у ресторана «Бриз», либо развлекал своего трехлетнего сына на детских аттракционах. Полный, черноволосый, чернобровый, он всегда был самой заметной фигурой, и найти его даже в плотной толпе не представляло особой трудности. Неизменно одетый во все белое, сутулясь и сунув руки в карманы, он, покачиваясь, расхаживал туда-сюда, словно пытался раскачать набережную, и исподлобья смотрел на прохожих. Его широкое, бронзовое от загара лицо было удивительно милым и приветливым. Когда он улыбался, рот его, словно от смущения, становился кукольно-маленьким, а на щеках появлялись ямочки. Внешность Сереги как нельзя лучше подходила для роли клоуна, дрессировщика кошечек и собачек или ведущего передачи «Спокойной ночи, малыши!», от которого дети наверняка были бы без ума. Жаль, что Серега об этом не знал и занимался прозаическим рэкетом.

Мы с ним быстро нашли общий язык, потому как я воспринимал его роль в нашей странной жизни едва ли не обязательной и на рожон не лез. Когда я открыл кафе и принялся за строительство гостиницы, он пришел ко мне, заказал шампанское и, покоряя мое сердце своим обаянием, предложил надежную «крышу», которая не будет протекать даже в самые ненастные дни.

Серегина бригада берегла и лелеяла мое хозяйство, как садовник роскошную клумбу. Неожиданное и наглое вымогательство со стороны милиции могло означать лишь то, что Серегина хорошо отработанная система вдруг дала сбой.

Увидев меня, Серега повеселел, крепко пожал руку, блеснул черными глазами, предложил закурить, выпить шампанского, и я подумал, что Серега вряд ли стал бы разыгрывать передо мной добродушие, будучи автором или провокатором милицейского «наезда».

– С меня требуют деньги, – сказал я ему, сразу переходя к делу.

Серега нахмурил густые черные брови, и его глаза спрятались, как разведчики в кустах.

– Кто требует? – спросил он без тревоги и озабоченности в голосе, словно хотел дать понять, что моя проблема не стоит выеденного яйца, потому как самой проблемы просто быть не может.

Я в двух словах рассказал о разговоре с капитаном милиции. Серега долго молчал, щелкая пальцем по кончику сигареты. Готового ответа у него не было. Он не знал, что можно мне посоветовать.

– Сколько он хочет?

– Тридцать «штук».

Серега покачал головой.

– Завидный аппетит!

Он молчал. Я понял, что разговор можно заканчивать. Повернулся и пошел к машине. Пока запускал двигатель, Серега вразвалку подплыл к моему «Опелю», облокотился о крышу, склонился над открытым окошком.

– Здесь моей вины нет, – сказал он, оправдываясь в той мере, в какой ему позволяла гордость. – На ментов я повлиять не могу. Скорее всего, ты чем-то крепко насолил им. Мой совет: разберись в своих отношениях с ними, а про нас пока забудь.

Я улыбнулся, поднес два пальца к виску, словно козыряя, и рванул с места с такой скоростью, словно машиной выстрелили из гигантской рогатки.

* * *

– Что это? – спросил Курахов, глядя на лист бумаги, который я ему протянул.

– Письмо вам.

– Мне? Письмо? – не сильно удивился профессор, развернул листок и, держа его подальше от глаз, зачитал фрагментами: – «Дорогой… м-м-м… Надоело ждать… должны вернуть мне. Не обещаю ничего хорошего…»

Лучше было бы придержать эту бумажку с вялыми уваровскими угрозами, дождавшись более удобного случая, скажем, когда б вина профессора в присвоении манускрипта была бы доказана.

– Ну и что? – обратился ко мне Курахов с полной уверенностью, что я не только знаком с содержанием письма, но и принимал участие в его сочинении. – Что дальше? Вы хотите получить какой-нибудь ответ?

– Лично я ничего не хочу, – ответил я. – Уваров просил передать, что я и сделал.

– Тогда при случае, – ответил профессор, злобно искривляя рот и разрывая письмо в клочки, – передайте Уварову, что он может клацать зубами сколько угодно. Манускрипт пока принадлежит мне, и я верну его, как только закончу работу над темой.

Профессор не умел говорить тихо. Рита, сервирующая профессорский столик, священник с Мариной, жующие черный хлеб с луком, прекрасно слышали, о чем мы говорили, причем чем тише говорил я, тем громче – профессор.

– Как видите, я даже не стал сохранять эту вшивую писульку! – продолжал распаляться профессор. – У меня нет необходимости собирать компромат на аспиранта с интеллектом неандертальца! Он насквозь порочен! Главный компромат против него – это сам факт существования человекообразной обезьяны с фамилией Уваров!

– Можете так не стараться, – посоветовал я профессору. – Мне безразличен этот человек.

– Ему надоело ждать! – с новой силой продемонстрировал свой гнев Курахов, но уже с набитым ртом. – Послезавтра я должен вернуть ему манускрипт… Вы обратите внимание, какова постановка вопроса – я должен!!! Ему надоело, и я должен!

Я уже не слушал профессора. Выше нас, где-то на уровне второго этажа, с резким звоном разбилось стекло, а затем осколки волной шарахнули об асфальт. Я кинулся ближе к стене, сминая белые розы, растущие под окнами, и посмотрел вверх. Окна в комнате, где когда-то жили молодожены, и в соседствующем с ней номере Марины были выбиты и теперь зияли черными рваными отверстиями.