– К примеру, какие? – поинтересовался я. – Может быть, сообщить в милицию?
– Ночью? В милицию? Не смешите меня! Там сейчас все спят.
– О-о-о! – протянула Лада и потупила глазки. – Вам, должно быть, никогда не приходилось иметь дело с милицией ночью.
– Вы отгадали, милая! В отличие от вас – никогда.
Я сел на подоконник так, чтобы видеть одновременно и Ладу, и Курахова.
– Профессор, – сказал я. – Давайте перестанем валять дурака.
– Что? – захлопал Курахов глазами. – Вы о чем?
– О том, что наступило время все называть своими именами. Вы полагаете, что Марину утащил Уваров. Скорее всего, вы правы, ему несложно было это сделать. Вы знаете, для какой цели он это сделал и что потребует в качестве выкупа, и потому не заинтересованы в милиции. Я прав?
– А вам не кажется, что вы слишком торопитесь с выводами? Десять минут вам понадобилось, чтобы все разложить по полочкам. И все-то вы знаете, и все-то вы просчитали! Надо же, какой проницательный! А если все не так?
– А если так?
– Тихо!! – перебила нас Лада. – Телефон у кого-то надрывается!
– Очень кстати, – пробормотал я, срываясь с места. База радиотелефона находилась в моем кабинете, трубка – в номере профессора. Я побежал в кабинет. Лада и Курахов, словно я что-то украл у них, – за мной.
Телефон курлыкал слишком настойчиво для глубокой ночи, словно звонивший был твердо уверен, что в гостинице никто не спит. Я нажал на желтую кнопку спикерфона, и из динамика, как джинн из бутылки, вырвался гул движущегося автомобиля.
– Аллоу! – сквозь треск помех раздался незнакомый голос. – Валерий Петрович?
Курахов, стоящий рядом с телефоном, посмотрел на меня и приложил палец к губам.
– Нет, это не Валерий Петрович, – ответил я. – Кто вам нужен?
Мы втроем, окружив столик с аппаратом, затаили дыхание и слушали голос из динамика.
– Короче, передай Курахову, что его Маруся в надежных руках. И пусть не вздумает обращаться в милицию – сыщики найдут только ее голову где-нибудь на трассе. Следующий сеанс связи – через четыре часа. Пусть он ждет у аппарата…
И короткие гудки. Мы с Ладой взглянули на профессора.
– По сотовому телефону? – зачем-то спросил он у нас. – Ну да, конечно. Они едут на машине в неизвестном направлении. Через четыре часа позвонят с какого-нибудь вшивого отделения связи, затем – снова по сотовому. Короче, их не найдешь.
Он помрачнел. Я впервые видел, чтобы профессор находился в таком удрученном состоянии.
– А что они от вас хотят? – спросила Лада.
Вопрос требовал настолько длинного ответа, что ни я, ни профессор не сказали вообще ничего.
– Черт! – произнес профессор минутой позже. – Это ломает все мои планы. Пойти на такое! Мерзавец! Мерзавец!!
Он принялся ходить по кабинету из угла в угол. Мы с Ладой некоторое время следили за ним, словно за пинг-понговым мячиком, потом нам это надоело.
– Через четыре часа, – бормотал профессор. Это значит, почти в семь утра.
– Ага! – зевнула Лада, обвила рукой мою шею и мечтательно добавила: – Еще целых четыре часа можно поспать!
Курахов стрельнул глазами в ее сторону, затем вопросительно взглянул на меня, будто хотел выяснить, разделяю ли я ее точку зрения. Я разделял, потому что, как ни пытался вызвать в своей душе чувство сострадания к профессору, ничего не получалось. Курахов доигрался, несмотря на многочисленные предупреждения.
Я взял со стола свечу, Лада пустила луч фонаря на дверь кабинета.
– Вы что ж это, собираетесь идти спать? – с негодованием в голосе спросил профессор.
– А что вы можете предложить?
– Как что? Как что? – возмутился профессор. – Из вашей гостиницы похитили постояльца, выбили стекло, и вы при этом так равнодушны, словно вас это ни в какой мере не касается.
– В очень незначительной мере. Стекольщика сейчас все равно не вызвать, а в милицию, в самом деле, лучше не сообщать.
– Ну допросите хотя бы этого бородатого безумца! Сделайте хоть что-нибудь! Вы же частный детектив!
– Не думаю, что священник скажет нам что-либо вразумительное, – ответил я.
– Но вы хотя бы попытайтесь! – настаивал профессор.
– Прошу! – сказал я профессору, показывая рукой на аквариум.
Луч фонаря выхватил из темноты затравленные, потухшие глаза отца Агапа. Он все еще стоял на коленях, но в свете фонаря встал и протянул ко мне руки.
– Мне страшно, Кирилл Андреевич! – тихо произнес он. – Позвольте мне остаться до утра на этаже.
– Минуточку, батюшка, минуточку! – опережая мой ответ, сказал Курахов. – Нам бы хотелось получить кое-какие разъяснения по поводу недавнего происшествия…
Профессор не успел завершить фразу, как отец Агап замахал руками, закрутил головой, а потом прижал ладони к ушам.
– Нет! Нет! Нет! – страшным голосом закричал он. – Ничего я говорить не буду! Ни словом, ни вздохом не обмолвлюсь! И вам не советую, ежели хотите душу от сатаны уберечь! Не впускайте его к себе, не упоминайте имени его проклятого! Выкиньте его из головы! Молитесь богу! До первого луча солнца молитесь, иначе не будет вам спасения!
Профессор, скрестив на груди руки, смотрел на священника, как психиатр на своего пациента.
– Не нравитесь вы мне, батюшка, ой не нравитесь! – произнес профессор. – Что-то вы темните. Может быть, сами стекло грохнули, а?
– Грешно, грешно так говорить, Валерий Петрович!
– Ну-ну! – поджав губы, закивал Курахов. – Пусть будет так. Пусть будет так.
Ничего не сказав более, он быстро вышел из кабинета и хлопнул за собой дверью. Я протянул батюшке ключ.
– Идите в номер молодоженов, – сказал я ему. – Закройтесь на два оборота и ждите рассвета. Простите, больше ничем не могу вам помочь, я с ног валюсь от усталости.
Батюшка некоторое время смотрел на ключ, словно не мог понять, что я ему предлагаю, а затем вдруг резко дернул руками и спрятал их за спиной, будто в ключе ему увиделась ядовитая змея. Пятясь спиной к двери, он крестился, что-то бормотал и тряс головой, потом вывалился в холл и там затих.
Я запер за ним дверь. Лада тотчас забралась в постель, попутно сбрасывая с себя одежду.
– Мне повезло с тобой, – сказала она, натягивая простыню до самых глаз. – Обожаю всякие тайны, ужасы и приключения.
– Мне казалось, что ты прагматик. Но оказывается, что романтик, – ответил я, открывая дверку бара и в раздумье глядя на ряд бутылок. – Я тоже люблю тайны, но лишь до тех пор, пока они тайны, а не наоборот… Пепси-колы налить?
– Очень интересно получается, – сказала Лада, пропустив мимо ушей мой вопрос. – Шпингалеты окон всегда заперты. Но сатана все-таки проник внутрь. Значит, в гостинице был его сообщник, который заблаговременно открыл шпингалеты… А ты можешь перечислить всех, кто сегодня у тебя ночует?
– Ты – это раз! – сказал я.
– Ну, меня можешь не считать, – махнула рукой Лада.
– Почему?
– Потому что я здесь оказалась случайно. Ты же мог выбрать другую девушку.
– Не мог, – ответил я. – Ты сама напросилась ко мне в машину. Разве не так?
Лада пожала плечами, усмехнулась, но на вопрос не ответила.
– А вечером или днем сюда не мог подняться посторонний?
– Посторонний – нет, а вот Рита могла, – ответил я.
– Кто такая Рита?
– Моя официантка. Она днем уволилась.
– Ты ее уволил?
– Нет, сама.
– Почему? У вас был конфликт?
Я вздохнул.
– Скажи, тебе все это надо?
– Я хотела помочь, – после паузы ответила Лада.
– Не надо, – ответил я. – Не надо мне помогать. И сочувствовать не надо. Не трогай мои проблемы, хорошая, и тебе будет спокойнее, и мне легче.
– Как хочешь, – сказала Лада излишне равнодушным голосом и отвернулась лицом к стене. – Наверное, ты прав.
Я сел в глубокое кресло, положил ноги на стул и накрылся пледом. Ночь любви, тайн и ужасов подходила к концу, и пора было все выставлять на свои места: мне вновь становиться закоренелым холостяком, мрачным директором гостиницы, а Ладе – заурядной курортной проституткой, на халяву заработавшей деньги.