– Ответь мне, что ты хочешь там найти? – настаивал я. – Все лучшее уже свершилось! Курахов заполучил свою падчерицу, падчерица – отчима, конфликт исчерпан, и все остальные, в том числе и мы с тобой, могут тушить свечи.
Лада вздохнула.
– Я должна убедиться, что Уваров нас не ждет. Для очистки совести, – пояснила она, стягивая со спинки кровати свежее полотенце, разворачивая его и любуясь изображением оленя. – Послушай, а почему здесь кругом олени?
На меня вдруг свалилась такая слабость, что я едва не сел на пол перед дверью. Да катись ты куда хочешь, подумал я, с трудом дотягиваясь рукой до спинки кровати и опираясь на нее.
– Я быстро, – пообещала Лада. Голос ее дрогнул. Она почувствовала, что я не только беспокоюсь за нее, но и нуждаюсь в ее помощи. – Одна нога там, другая – здесь. Хорошо?
Я упал спиной на пирамиду подушек. Рука пылала огнем, и малейшее шевеление сразу отзывалось острой болью. Я прикрыл глаза, и тотчас голова закружилась, словно я стал падать в бездну.
Было слышно, как Лада расстегнула замок-молнию на сумке, пошуршала вещами. Я почувствовал запах шампуня. Затем на минуту все стихло. Я хотел, но не мог открыть глаза. Моего лба коснулся легкий ветерок от дыхания с запахом губной помады. Лада вблизи рассматривала мое лицо. Потом тихо скрипнула дверь, и все стихло.
Еще некоторое время я неподвижно лежал, находясь в пограничном состоянии между сном и бодрствованием. Больших усилий стоило мне заставить себя открыть глаза и сесть.
Я слышал, как за окном Лада спросила про душевую. Строители что-то ответили ей. Раздался дружный смех. Я смотрел на бордовую сумку, лежащую на полу под кроватью Лады. Поднялся на ноги, подошел к кровати и присел рядом.
Стараясь не сдвигать сумку с места, я осторожно ощупал ее бока. Четыре накладных кармана и двойное дно были тугими от вещей. Внутренность же сумки была заполнена наполовину, и очерченный молнией верх просел, как седло.
Я открыл замок первого попавшегося накладного кармана и сразу увидел изумрудный краешек платья, в которое была одета Лада в первый вечер нашего знакомства. Карман был попросту туго набит этим платьем.
Во втором кармане так же туго сидела толстая книга. Я увидел лишь плотную стопку желтых листков в переплете, так и не выяснив, что любит почитать на досуге проститутка.
Третий карман, как и первый, был набит нательным бельем и упаковкой с прокладками. Четвертый был открыт и пуст наполовину. В нем лежала зубная щетка, тюбик с пастой, эпилятор в чехле и коробка с косметикой.
Я ковырялся с сумкой уже слишком долго, но ничего нового о Ладе не узнал, и это казалось странным. Профессор подметил верно: девушка слишком явно дорожила сумкой, стараясь ни при каких обстоятельствах с ней не расставаться. Это было почти невероятно: Лада под прицелом пистолета вышла из машины, но при этом не забыла прихватить сумку с собой. Обычно в такие мгновения забываешь о многом.
Не отрывая сумки от пола, я просунул под нее ладонь и попытался прощупать двойное дно. Каких-нибудь больших пакетов или тяжелых предметов там не было точно, и я решил не тратить на эту секцию времени.
То, что оказалось внутри сумки, повергло меня в уныние. Точнее, там не оказалось того, что я интуитивно ожидал увидеть. Пара белых туфель на «шпильках», нежно-голубой зонтик-автомат, электрофен, маникюрный набор в футляре и прочие приспособления и предметы, без которых не может обойтись в дальней дороге молодая женщина.
Я закрыл верхнюю «молнию» и в сердцах врезал кулаком по тугому и податливому боку кровати. Если она и перевозит наркотики, то немного – сколько граммов можно спрятать в белье? А почему я думаю только про наркотики? Это Курахов выдал – ему что на ум взбредет, то он и говорит. Но то, что у девушки в этой поездке есть свои интересы – истина.
Я снова склонился над сумкой, уже готовый рвать, резать ее на куски, но найти хоть какую-нибудь ничтожную вещицу, способную пролить свет на потемки, в виде которых представлялась мне душа Лады. Я дернул молнию кармана, в котором лежала книга, и ухватился за нее. Чтобы вместе с книгой не оторвать сумку от пола, мне пришлось придерживать ее больной рукой. Это доставляло мне сильную боль, и я начал стонать – и от боли, и от нетерпения. Книга шла тяжело, как из книжной полки коллекционера, где тома прижаты друг к другу, как в тисках, и когда наконец я выдернул ее из кармана, то сразу почувствовал, что она подозрительно тяжела.
Я открыл глянцевую обложку и несколько секунд, не веря своим глазам, смотрел на врезанный в страницы пистолет Макарова. Потом вытряхнул его на ладонь, вынул магазин, посмотрел на ряд желтых пуль и вогнал его обратно в рукоять.
Неплохо, однако, вооружены современные путаны, подумал я, укладывая пистолет на место и заталкивая книгу в карман. Просто так, «на всякий случай», такие штучки не приобретают. Пистолет Ладе нужен для вполне конкретной цели.
Я закрыл замок, слегка придавил верх сумки, чтобы она приобрела прежний вид, и вернулся на свою кровать.
Глава 45
Я полуспал-полубредил, иногда теряя ориентацию и во времени, и в пространстве. Я приоткрывал глаза, глядя на белый потолок и темный лик святого, смотрящего на меня из угла, и не мог сразу вспомнить, где я нахожусь, что со мной, где мои друзья, и тогда ужас охватывал меня, и я пытался сорвать с себя одеяло и вскочить, но боль вновь заставляла со стоном упасть на влажные от пота подушки.
В сумеречной комнате, в двух шагах от меня, стоял батюшка. Опасаясь за свой рассудок, я приподнялся, упираясь локтем в край кровати, и пошарил по стене в поисках включателя света. Включатель под руку не попался, но свет все же вспыхнул – на столе загорелась маленькая лампочка с зеленым абажуром, и я отчетливо увидел еще малознакомые мне очертания комнаты, Ладу, сидящую на стуле в усталой позе кучера, и батюшку, который склонился надо мной.
– Это что ж? – слабым голосом простонал я. – Мои дела так хреновы, что уже впору священника вызывать?
– Что вы! Что вы! – перепугался батюшка и перекрестился. – И не думайте об этом! Врач сказал, что рана ваша пустяковая, только нужен покой и стерильность…
– Ты где его откопала? – спросил я у Лады.
Больше всего меня выводила из себя неспособность быстро понять суть происходящего. Лада, как назло, стала тянуть:
– На станции… Пусть лучше он расскажет.
– Откуда вы там взялись? – зашипел я. – Откуда вы вообще здесь? Мы же с вами расстались в Судаке! Вы что, следили за нами?
– Простите меня, бога ради! Я подслушал ваш телефонный разговор с этим… с этим нелюдем. Я обманул вас, утаив свой замысел, Кирилл Андреевич, и поехал сюда, чтобы быть с Мариной рядом.
– Вы безумец, батюшка!.. Почему вы такой грязный?
– Я провел двое безрадостных суток в подвале у бандитов.
Батюшка весьма подробно, часто сворачивая на лирику, рассказал о том, как он сидел в наглухо закрытом гараже, молился богу, призывая его примерно наказать сатану и его слуг, как встретился с Мариной и был потрясен ее странным поведением, вызванным наркотическими веществами, которыми его подопечную безжалостно пичкали.
Мы с Ладой переглянулись.
– А сегодня утром я услышал выстрелы. Я пытался что-нибудь высмотреть через дверные щели, но они были слишком малы.
– И что вы подумали? – уточнил я.
– Что это стреляли в нее… И вдруг открывается железная дверь, и я вижу того самого гражданина с усами, который встретил меня на станции.
Отец Агап сделал паузу и вытер рукавом взмокший лоб.
– Вывели меня во двор. Этот усатый меня в спину толкает и говорит, иди, мол, батюшка, покуда цел. Я на ватных ногах выхожу со двора, иду по лесной дороге вниз, и меня никто не останавливает и никто не стреляет в спину! Видимо, этот сатана так распорядился…
– Постойте! – поморщился я. – Какой сатана? Вы о ком говорите?
– Как? – изумленно глянул на меня батюшка. – Вы разве не поняли? Я ведь узнал его по голосу, когда меня с повязкой на глазах в гараж вели.