— А та полоска земли вокруг базы, которую, если не ошибаюсь, вы называете Африкой?
Кенди улыбнулся.
— Мне нравится ваше чувство юмора, мистер Карев.
Есть такая очень старая английская шутка о том, как король Дарий встречается за завтраком с Давидом, которого накануне бросил в пещеру со львами. Король спрашивает:
"Как тебе спалось?" — "Плохо, — отвечает Давид. — Если говорить честно, мне мешали львы". Король презрительно фыркает и говорит: "Видимо, ты сам их туда притащил, а это уже не моя вина".
Карев неуверенно улыбнулся.
— Это шутка?
— Я тоже долго думал над этим. Но потом — должен вам сказать, что я интересовался литературой девятнадцатого и двадцатого столетий, обнаружил, что последнюю фразу, вложенную в уста короля, говорили обычно английские хозяйки, сдавшие комнаты, когда жильцы жаловались на блох в постели.
— И все же это не слишком смешно. Я хотел спросить вас, что значит BEAU GESTE, но пришел к выводу, что не стоит.
— Я имел в виду только, что если кто-то действительно охотится за вами, то это не имеет ничего общего с базой Объединенных Наций. Вероятно, вы досадили кому-то до прибытия сюда.
Карев уже хотел было возразить, но не придумал ни одного подходящего аргумента. Он проводил Кенди взглядом, пока его плечистая фигура не исчезла за дверью, и попытался соединить события последних дней в логическое целое. Единственный общий вывод, к которому он пришел, был таким: вся его жизнь чертовски запуталась после того, как он узнал о Е.80. Баренбойма и Плита беспокоила возможность промышленного шпионажа. Может быть, старательно продуманные шаги, предпринятые для сохранения в тайне их совместных действий, оказались не вполне успешными? Например, когда он вылил на Рона Ритчи свое виски, тот делал оскорбительные намеки на связь Карева с Баренбоймом. Однако допустим, что известие о Е.80 дошло до могучих и безжалостных конкурентов. Каким образом они пытались бы узнать об этом побольше? Разве не захотели бы они похитить его, чтобы допросить и обследовать?
Но что можно узнать от трупа? И разве не заинтересовала бы их также Афина?
Карев нажал кнопку, вызывающую сиделку.
— Когда меня должны отправить отсюда? — спросил он, когда та появилась.
— Доктор Реддинг заказал на сегодняшний вечер вертолет, приспособленный для перевозки носилок. Вы полетите прямо в Лиссабон.
Тон ее голоса сказал ему, что она еще помнила и не простила ему нарушения ее планов прошлой ночью.
— Ах так… И это было сделано по обычным каналам?
Все знают, когда и на чем я улетаю?
— Не все, — холодно ответила сиделка. — Это мало кого интересует.
Карев махнул рукой.
— Спасибо, это все. Я вас позову, если меня снова кто-нибудь атакует.
— Можете не беспокоиться.
Когда она вышла, он взял с ночного столика коммуникатор и сказал, что хочет говорить с начальником транспортного отдела «Фармы». Посте короткой паузы его соединили.
— Парма из «Фармы», — услышал он голос с характерным шотландским акцентом. — С кем я говорю?
— Это Вилли Карев. — Карев взглянул на дверь палаты, убеждаясь, что она закрыта. — Где ты сейчас, Феликс.
— В клубе. Пью свой литровый завтрак.
— Ты едешь сегодня к самолету?
— Да, он прилетит минут через пятьдесят. Не знаю, успею ли.
— Успеешь, а кроме того, возьмешь с собой меня.
— Но ведь… — голос Пармы прервался от удивления.
— Это для меня очень важно. Ты мог бы взять по дороге мои вещи из домика и подъехать за мной минут через пять? — спросил Карев, стараясь, чтобы его слова прозвучали возможно драматичнее. — И ничего никому не говори.
— Ну хорошо. Но что случилось?
— Я расскажу потом. Приезжай скорее.
Карев отложил коммуникатор и осторожно встал с кровати. Он осмотрел шкаф, но не нашел в нем одежды, в которой мог бы отсюда выйти. Он смотрел в окно, пока не заметил едущий через главную площадь грузовик. Подождав, пока тот подъедет ко входу, он быстро оказался у дверей и вышел из зала. Когда он шел, висящее в груди правое легкое подхватило ритм его шагов, начав тихонько стучать о ребра. Двигаясь ровно, он незаметно покинул здание, а потом сел в ждущий его грузовик. Несмотря на облегчение, которое его охватило, он чувствовал себя оскорбленным тем, что никто не заметил его бегства.
— Пойми меня правильно, — сказал Парма, от которого пахло пивом. — Как все прочие, я люблю развлечься, особенно в такой дыре, но тебе случайно не следует лежать в постели?
— Поехали, — поторопил его Карев, беспокойно поглядывая на дверь госпиталя.
— Ну, хорошо, Вилли, но мне это не нравится, — заявил Парма, отпуская сцепление, так что колеса закрутились на месте, поднимая пыль, а потом грузовик двинулся через площадь, визжа и скрипя колесами и корпусом, протестующими против такого обращения. — И сразу тебе скажу, что это не лучшая машина для бегства.
— Ничего, сойдет.
Карев внимательно посмотрел по сторонам, ища каких-нибудь признаков заинтересованности его отъездом. Однако в накаленной солнцем базе было тихо и видно было только двух мужчин в голубой форме Объединенных Наций, развалившихся в тени под тентом. Возможно, это те самые, которых он видел накануне на том же самом месте. Ни один из них даже не взглянул на грузовик, проехавший мимо, волоча за собой вихрь пыли и сухих листьев.
— А собственно, что ты такое натворил? — спросил Парма, когда грузовик выехал на лесную дорогу, и деревья по обе стороны сомкнулись, образуя тень.
— Ничего. Абсолютно ничего.
— Вот как? — буркнул удивленный Парма. — Я спрашиваю, потому что люблю заранее знать, если лезу в какие-то неприятности.
— Прости меня, Феликс, — ответил Карев, поняв вдруг, как далеко зашел, используя такое короткое знакомство. — Я не пытаюсь уйти от объяснений. Я действительно ничего не сделал, разве что ты сочтешь проступком невыполнение указаний врача.
— Зачем тебе так нужно быть там, когда прилетит самолет?
— Мне нужно не только быть там, но и улететь на нем, — объяснил Карев и добавил:- Как думаешь, это можно сделать?
— Ну и жара, — мрачно сказал Парма. — Нужно было взять с собой пару банок пива.
— Ну и как же? — допытывался Карев.
— Ты припираешь меня к стенке, Вилли. Я тоже работаю для «Фармы», но начальник транспорта не должен нелегально переправлять людей вместе с грузом.
— Я не хочу, чтобы меня отправляли нелегально. Впиши меня в сопроводительные документы, или как это там называется, и ничего больше.
Парма вздохнул, и, заполнявший кабину пивной перегар, смешавшись с запахом пота, стал почти невыносим.
— А что ты имеешь против полета на самолете, заказанном для тебя доктором Реддингом?
— Ничего. И именно поэтому не хочу на нем лететь.
— Что? — спросил Парма и выругался, поскольку грузовик подскочил на выбоине и его занесло. Борясь с рулем, он снова вывел машину на дорогу.
— На базе есть кто-то, покушавшийся на мою жизнь, и он может подложить в самолет бомбу.
Услышав это, Парма расхохотался.
— Эх ты, кочерыжка, так говорят в Глазго вместо "капустный лоб", кому нужна твоя смерть?
— Именно это я и хотел бы знать.
— Вилли, единственные люди в этих местах, имеющие что-то против тебя, это те бывшие натуристы, которых ты вчера остудил, но они не могут даже приблизиться к базе, — сказал Парма, весело смеясь.
Карев справился с раздражением, охватившим его оттого, что вопросы, бывшие для него делом жизни и смерти, вызывали у других в лучшем случае смех или сомнение.
— Это началось еще до моего участия в экспедиции, — объяснил он. — А прошлой ночью какой-то человек вошел в госпиталь и хотел заколоть меня ножом.
— Это был сон, обычное явление после того, что случилось днем.
— Это не был сон, на меня действительно напали, — сказал Карев, после чего детально описал нападавшего, отметив одновременно, что легкое начало тереться о ребра в такт подскакивающему на неровностях грузовику. — Ты не мог бы ехать помедленнее? У меня резонирует легкое.