Впрочем, в относительно здоровом обществе все было бы куда легче и веселее. Счастливчик получил бы свой еп`аный миллиончик и без проблем убыл бы в любой лимонный реальный край. У нас же убыть с 1000 000 $ можно либо в светлый рай, либо в жаркую преисподнюю. Иного не дано.
В РФ все развивается по законам эпохи первичного накопления капитала, и с этим ничего не поделаешь. Не проще ли смириться и получать свои законные 33,3333333 процента, чем стать в принципиальную позу и послать всех понятно куда. Туда, куда нас посылает государство каждый день из года в год, пока мы от смертельного устатка не протягиваем ноги.
Я протягиваю ноги на старом диванчике и засыпаю с мыслью о том, что новый день мне готовит. Надеюсь, он не будет последним в моей рвотной жизни?
Сон мне приснился тематический: будто оказываюсь на валютной бирже. В коридорах и в операционных залах снуют люди - они безлики и напоминают геометрические функции. Мимо меня проходит девушка Мая, у неё выбеленное мертвое лицо. И белые одежды. Я пытаюсь остановить её за руку и ловлю пустоту. Это меня пугает, и я бегу в кабинет к исполнительному директору. Господин Брувер сидит за своим столом и помешивает ложечкой кофе в чашечки.
- Не желаете-с кофейку, - предлагает с лунной улыбкой, - прелестное кофе с тяжелыми металлами. Выпил и дал дуба, - захихикал, - хорошо, не надо более мучаться.
- Вас отравили, Исаак Исаакович, - догадываюсь.
- Жизнь отравила, Слава, жизнь, - облизывает ложечку, - прошу запомнить: никому не верь. Никому. Даже себе. Я поверил таки, и вот результат, - приближает ложечку к своему симпатичному семитскому сморщенному личику. - Результат плачевный таки, смотри, - и резким движением запускает ложечку в блюдцевидную левую глазницу, где зоркает выпуклое око.
Я кричу от ужаса, видя, как глазной шарик оказывается поначалу в золотой ложечке, а потом плюхается в чашку с кофе.
- Фокус таки, - хихикает одноглазый человечек. - Бойся, мой юный друг, - повторяет операцию уже с правым глазом, - ловкости рук! Ап!
И запускает в мою сторону нечто шарикоподшипниковое, искрящееся - я ору и... просыпаюсь.
Свят-свят! Померещится же такой кошмар? Приподнимаюсь на диванчике и вижу фигуру - это она включила свет в подвальном кубрике, который и разбудил меня, слава Богу.
- Подмажься, - кидает некий пакет в умывальник. - Морду закрась, блядь, а то уж больно распух, как труп.
- А не надо было бить, блядь!
- Сам блядь!
- Да иди ты...
Поговорили на языке великих поэтов и таких же писателей, включая всевозможных современных лауреатных временщиков, слащаво-минетных к длани дающей. И не только к длани.
Словом, грандиозен и могуч русский язык, а вот без многогранной связки на "ядь" никуда.
Подхожу к умывальнику, смотрю на себя в зеркальный сколок и не узнаю. Огромно, безобразно и сине-желто с фиолетинкой то, что есть лицо.
М-да! С такой расцветкой и выразительной пухлостью меня надо выпускать на арену одесского цирка в качестве заморской диковинки.
Или меня хотят представить высшему свету? Не для это ли солнцезащитные очки, которые извлекаю из пакета. Еще обнаруживаю тюбики с белилами, суриком и прочей косметической тюхней. Не без злорадства выжимаю эту духовитую пакость на дверь и ладонью размазываю. Будем жить без прикрас, господа! Мир надо принимать таким, каков он есть!
Начинаю ходить по кубрику - зачем? Несмотря на страшный и, быть может, вещий сон, мой организм отдохнул и требует активных действий. Не будем ждать милости у природы, сами возьмем у неё все, что надо. Лучше, конечно, с топором в руках. Увы, орудие пролетариата осталось в машине моего полукриминального товарища. Значит, надо сладить нечто боевое из подручных средств? Что имеем - умывальник да диванчик? Первое не подходит для этих целей никак, а вот у дивана есть пружины - они стальны, злы и удобны для удавки. Главное, суметь растянуть их.
М-да, ну, ты парень и "гондурас" из страны, которую назвали не Гондурасом. Чтобы разжать их нужна мощь греческого циркового борца Попандопуло.
Обращаю внимание на свои ботинки. Ба! Шнурки! Мои недруги проявили беспечность. Отлично! Теперь один шнурок будет выступать в качестве удавки, а второй с помощью активного трения о пружину делим пополам и... уже имеем два шнурочка.
Проделав эту нехитрую операцию, чувствую себя куда увереннее: убивать голыми руками не приучен, а вот придушить врага...
Не хотелось бы, да неизвестно, как дело повернется. Если меня не обманывает интуиция, то охота за великим аутистом только-только начинается, и будет проходить по всем законам гона. И в этой веселой ловле российского феномена я играю не последнюю роль - роль приманки.
Через четверть часа я становлюсь свидетелем пантомимы в исполнении фигуры, пришедшей за мной. Она неосторожно прислоняется к двери, вымазанной белилами и суриком, и я считаю нужным сказать правду:
- Дядя, у тебя спина белая.
Фигура не верит, потом верит и начинает дергаться, как на ниточках, и материться, как политическая кукла, которую дергают за эти ниточки. Это все забавляет, и я понимаю, что даже приговоренный к повешению имеет право на шутку, полезную для здоровья.
Потом мне сообщают банальную истину о том, что смеется тот, кто смеется последним, и выталкивают из подвального помещения, пропахшего косметикой.
Эх-ма, за окнами блистал новый день: вопили птахи в изумрудной зелени, и сквозь свежую листву прорывалось салатовое по цвету солнце. Эта картинка вечной жизни меня взбодрила: как корявый бурьянок прорастает сквозь бетон атомных станций, так и человек проклевывается из мглистых пещер к сияющим и прекрасным терниям.
В "патриотическом" номере меня встречал капитан Горкин, сидящий за столом, где лежала типовая папка для ведения следственного дела № 000001. Я открыл рот, и вид мой, думаю, был крайне дурацкий. Мудацкий видок был, это точно. Ждал палачей с окровавленными по локоть руками, а вижу старого знакомого и без орудий пыток. Что происходит? Неужели диктатура закона восторжествовала?