Увы, подобное не в моих силах. Если бы играл на подмостках моноспектакль, плюнул бы на все и удалился за пыльные кулисы кушать водочку. А так - не могу: повязан путами дружбы. Впрочем, Вася способен постоять за себя, а вот как быть с Илюшей Шепотинником? Как быть с ним, играющему в этой невероятной истории по Божьему проведению? Пропадет не за понюшку табака. Тем более враги наши прознали о его небесном даре. Попользуются и выкинут на свалку куском синюшной мертвечины.
Нет, представление продолжается, господа. Горят софиты, и пьяненький суфлер занял свое место в будке. Публика готова встретить новый выход героев аплодисментами и криками "браво". И каждый из участников этого публичного зрелища питает надежду, что финальная реплика будет за ним.
Городок Долгопрудный, известный своими прудами и ОПГ, встретил меня садово-огородной тишиной, мелкими домами поселкового типа, базарчиком у ж/д вокзала, гипсовым бюстом В.И. Ленина, мазанным в бронзовую краску. Нужная мне улица имени Матроса Железняка, дом 54 находилась на окраине.
- Немедля за улицей Инессы Арманд, молодой человек, - объяснился старичок, похожий бородкой и блеющим голоском на экстремиста всех времен Лейбу Бронштейна (Троцкого). - Там поворот направо, кажется.
- Или налево?
- Направо-направо. Да-с.
Я посмеялся: такое впечатление, что время здесь остановилось, как мифический краснопузый бронепоезд на запасном пути. Не хватает аллюром скачущей конницы с Василием Ивановичем Чапаевым впереди на белой кобыле по прозвищу Ибаррури, и картинка героического прошлого будет полная.
Пропылив по вышеупомянутым улочкам, нахожу на металлическом заборе цифру - 54. Драндулетик тыкается в ворота, издавая с устатку хрипучие звуки: открывайте сразу, засранцы такие и засранцы сякие!
- Ну я это! Я! - ору. - Васька, сколько можно издеваться? - Отмахиваю кепи. - Он тут бабаем бабаит, а меня бьют! - Выражаюсь куда точнее и народнее, обращаясь в сторону видеокамеры слежения. - Открывайте, еть` вашу мать, поанцы! Я "гостиниц" привез!
Наконец, признан за своего - тяжелые ворота дачной крепости медленно раскрываются. "Москвичок" закатывает в просторный дворик, покрытый асфальтом, тормозит у знакомого мне серебристого БМВ и двух боевых джипов c тонированными стеклами. Поздравляю "дед", доехали-таки!
В старых рослых соснах французит современный кирпичный дом-замок с башенками и балкончиками, похожий на бургунское игристое шампанское. На крыше легко-дамской панамкой замечается телевизионная тарелка. У ворот гуляют два бойца в спортивных костюмах, в их руках АКМ, тоже мне хорошо знакомые. Прикладами. А по дальней дорожке вальяжной походочкой сукиного кота приближается Вася. И ещё улыбается самодовольной улыбочкой!
- Славчик, ты красавчик, - разбрасывает лапы для объятия. - Что с личиком твоим?
- И ты ещё спрашиваешь, паразит? - взвываю от возмущения. - Игрок херов?
- Все под контролем, дорогой мой человек, - успокаивает, не забывая улыбаться улыбкой успешного плейбоя.
- Под контролем? Ты контролируешь, а бьют меня, - разумеется, моя речь снова куда экспрессивнее. - Что за игры патриотов?
- Ну, прости, - обнимает за плечи. - Мы хотели вскрыть ситуацию, как нарыв?
- Какую ещё ситуацию?
- Вокруг Илюхи, помнишь?
- Мне бы не помнить, - хныкаю. - Весь мой двор в трупах. Ваша работа?
- Поговорим после, - толкает в спину. - Переведи дух. В баньку сходим.
- В баньку? - злюсь. - А как Илюша-то? - спрашиваю. - Где он? Черт вас всех возьми!
Мой приятель заметно мрачнеет и признается, что с нашим товарищем не все в порядке. Хотя какой может быть порядок у сумасшедшего, не так ли?
- Что такое?
- Припадки у него начались, - морщится Вася, - орет, все бьет и почти ничего не жрет. Типа бунта, да?
- Типа бунта? - переспрашиваю. - Ну, вы козлы, ребята, - режу правду. - Нельзя ему менять обстановку и общаться с незнакомыми.
- Меня-то он знает? - удивляется мой спутник.
- А ты его понимаешь?
Вопрос остается без ответа, и я требую, чтобы меня срочно отвели к аутисту. Надеялся, что ситуация прояснится, а все наоборот усложняется. Если Илюша совсем плох на голову, то наши игрища в миллион можно заканчивать. И хер с ним, этим милитаристическим миллионом, от которого одно лихо. Будем жить тырновским огородом и моим честным трудом на плодово-овощной базе имени Клары Цеткин.
Обстановка буржуйского дома-замка напоминает музейную: эксклюзивная мебель, картины на стенах, напольные вазы в полный человеческий рост, зимний сад с реликтовыми деревцами из хоккуистой Японии. (Хокку - это стихи в несколько строчек, очень красивые, например: "Если в саду посадить звезду - вырастет небо").
Я невольно интересуюсь: кто у нас любитель такой поэтической, скажем так, жизни? Василий называет фамилию знаменитого в прошлом боксера N., чемпиона мира в среднем весе, а ныне почетного гражданина города Долгопрудный.
- Понятно, - говорю, - типа папы местных пацанов?
- Типа, - недовольно бурчит Василий. - Меня окружают только уважаемые люди.
- И Галаев тоже уважаемый? - спрашиваю. - Не от большого ли почтения его нукеры хотели из меня отбивную слепить? Тебя искали, между прочим?
- Ишь как? - качает гиревой головой. - И что?
- Блядь! Можешь, толком объяснить, что происходит? - нервничаю. Почему бьют меня, а не тебя?
- Ты оказываешься не в том месте, - довольно смеется. - Не в то время.
У меня возникает желание вырвать ТТ из-за пояса и воплотить в жизнь свою светлую мечту грохнуть им по васиному лбу, чтобы обладатель этого бесхитростного, как полено, чела больше думал о других, чем о себе.
Не успеваю - поднявшись на второй этаж, подходим к двери, рядом с которой дежурит пасмурный малый в медицинском халате.
- Спит, - отвечает он на немой вопрос Василий.
- И пусть, - потирает руки тот. - Воскреснет, дай знать. А мы в баньку.
Я требую, чтобы мне дали глянуть мельком на аутиста: может, его уже донельзя замордовали? Г-н Сухой обижается: он, конечно, умом не блещет, однако не настолько, чтобы не понимать: Илюшу надо беречь, как розовую герань в горшке.
- Мы к нему со всем уважением, - признается, - а от него одни убытки.
Я настораживаюсь: о каких убытках речь, и догадываюсь: