— Мы девушки беззащитные, — рявкнула Милуша, — а ну как Леон обеих не устережет? Накинутся какие-нибудь оставшиеся на свободе бандиты, что тогда?
В этом случае Крысилов заранее приносил им свои соболезнования. Мерзавец не рискнул вступать с племяшкой в открытую перепалку, но его скептическую ухмылку вряд ли можно было толковать двояко.
В ответ на очередной разъяренный рык он тяжело вздохнул и в общих чертах поведал следующее: на острове Робинзона я случайно оказалась свидетелем контрабандных махинаций Свинюгера, припрятав ключ от камеры хранения, спутала все его планы и, наконец, просто настроила против себя означенного господина — одного из руководителей международной преступной организации, раскинувшей сети в Болгарии.
— Мы всегда были относительно некриминальной страной, — пояснил полицейский, — именно поэтому кое-кому пришло в голову обратить свои взоры на Болгарию. Хроническая безработица, огромное количество незанятых лиц, в том числе честолюбивой и активной молодежи, открыли широкие перспективы перед преступниками. Здесь находили, вербовали и обучали киллеров, грабителей и прочих «специалистов» для операций по всему миру, транспортировали оружие, наркотики, контрабанду. Суматоха и многолюдье прославленного курорта делали совершенно незаметными любые контакты и перемещения. Никто и не подозревал, что тихое и благополучное место превратили базу, вернее, одну из международных баз преступного мира.
— Ух ты! — обрадовалась Мила, перестав беситься и позабыв, что совсем недавно настойчиво декларировала врожденную пугливость. — Покруче, чем в Чикаго! Лео, ты купишь мне пистолет?
— Непременно, — кивнул Леон. — Только дома. Хочешь водяной, хочешь с шариками.
Его высокий, гладкий лоб перерезала вертикальная морщина, и мужчина обратился к полицейскому:
— Надеюсь, мы можем уехать? Девочкам и так здорово досталось.
— Как хотите, — пожал плечами Крысилов. — Всех, кто, так или иначе, знал Викторию или просто сталкивался с ней и исхитрился выжить, мы взяли. Тем, кто еще остался на свободе, совершенно незачем ей мстить или предъявлять претензии. И не только потому, что она всех запугала до невозможности. Как ни крути, руку к разгрому организации приложила вовсе не она. И мелкие сошки мечтают убраться подобру-поздорову или, по крайней мере, затаиться и переждать.
— Вы арестовали Иво Шандора? — поставила я вопрос ребром. Раз негодяй посвящал нас в происходящее, он не считал меня преступницей. Просто издевался надо мной по старой памяти и вредности натуры. Пусть у него нет сердца, но с мозгами, в конце концов, немного лучше. И он должен знать, что относительно незлобивости венгра у меня есть некоторые сомнения. Я ему успела здорово насолить, и ради мести он пренебрег даже собственной безопасностью.
— Этот человек не преступник, — сдержанно ответил полицейский.
— Конечно, конечно, — хмыкнула я, — разве можно сравнить его мелкие прегрешения вроде каких-нибудь грабежей, убийств или террористических актов с моими преступлениями? Оскорбления представителя власти, ясное дело, что угодно перевесят! И тем не менее, он был с теми, которые грузили контрабанду, и он бежал за мной, хотел убить… — Тут я замялась. Чего он там хотел, я могу только догадываться. Вон Свинюгер, я думала, мечтал мне помочь, и что?!
— Он хотел вас зачем-то спасти, — недовольно буркнуло чудовище. Вероятно, венгру теперь ни при каком раскладе не добиться крысиловского расположения. — И он не преступник. Именно он вскрыл всю сеть.
— Его подослали? — догадалась я. — Он из полиции?
— Из Интерпола, — нехотя пояснил Крысилов.
Теперь я не понимала только одного — при чем тут я. То есть зачем от меня пытались избавиться — ясно, я им мешала, лезла куда не надо, собирала информацию. Но при чем мои фотографии?! Неужели мне предстоит вернуться домой, так и не узнав, в чем дело?! Я не переживу!
— Понятия не имею, — пожал плечами полицейский. — Я думал, вы мне скажете.
Я одарила его уничтожающим взглядом и отвернулась.
Полицейский нетерпеливо бил копытом, и Милочка его отпустила. Перед тем как лишить нас своего общества, Крысилов поведал, что ему придется снять со всех показания, и любезно пригласил вечером, часов в одиннадцать (на курорте это ни в коем случае не ночь), в «Родопи». И с чего бы это он такой душевный? До сих пор, помнится, он норовил затащить меня в участок. Околоток что, затопило?