Сделав максимально радушное лицо, я подвинулась на вонючем коврике (мазь Вишневского благоухала, конечно, не так интенсивно, как в первый день, но все-таки на расстоянии пары метров ее трудно было спутать с ароматом хорошего парфюма) и радостно приветствовала визитера:
— Ну вот, вы хоть на пляж выбрались. А то все в трудах да в заботах. Так и сгореть недолго. На службе.
— А вот вы, — не остался он в долгу, — уже почти сгорели. Только на солнце. Это гораздо опасней. Вам явно пора уходить с пляжа.
Проигнорировав намек, я сунула ему чуть ли не в самую рожу масло от ожогов.
— Я в безопасности. И не сойду с места до вечера.
— Но у меня к вам дело! — возмутилось чудовище. — Официальное!
— Собираетесь сделать предложение? — сладко поинтересовалась я. — Так я готова вас выслушать. А где же розы?
Чудовище рассвирепело и принялось поносить меня визгливым шепотом, призывая на мою голову все возможные и невозможные кары и обещая попеременно то лишение свободы, то принудительную высылку.
— Вы уж определитесь сначала, — посоветовала я. — А то как-то нелогично. И потом, за что это вы собрались меня наказывать? За то, что на вас лично реагирую повышением кровяного давления и нервным тиком? Так это ерунда, я вас даже не ударила.
Оказалось, пинкертон ко мне испытывает не менее трепетные чувства. И помимо перечисленных симптомов, при виде моей особы страдает аритмией, заиканием и чуть ли не поносом. Свиданию со мной он предпочел бы задушевную беседу с непривязанным питбулем, акулой или проголодавшейся взрослой самкой аллигатора.
Только выбора у него, к большому сожалению, нет. И потому, наступив себе, любимому, на горло, он вынужден общаться именно со мной, а не с безобидными, — все познается в сравнении — зверюшками.
— Ладно, — сдалась я. — Беседуйте. Но только тут. В полицию я не пойду ни за какие коврижки. Или ждите до захода солнца. После восьми вечера я не купаюсь.
Вы не поверите, но он смирился! И с видом христианского великомученика принялся стягивать рубашку.
Я настолько обалдела, что даже не сообразила раскинуться по всей подстилке. Раздевшись до трусов, чучело плюхнулось рядом и поморщилось.
— А чем это несет?
— Вашими носками, — огрызнулась я и покосилась на его босые ноги.
Черт возьми, а ведь он потрясающе сложен! Мускулистый, поджарый, загорелый. И почему такое тело досталось бестолковому зануде?!
Я хлопнула глазами и даже, боюсь, собиралась дать слабину и прекратить хамить, но это недоразумение природы наглядно продемонстрировало, что и с обнаженным торсом оно не менее противное, чем полностью экипированное.
— Вы меня смущаете своим голодным взглядом! — нахально заявило оно и бессовестно хмыкнуло.
Вот ведь дрянь! Да я теперь на него вообще смотреть не стану!
Не в силах сдержать негодования, я вытолкнула гостя со своего лежбища и уточнила:
— Опять будем выяснять про фотографию?
— Опять, — кивнул он и угнездился на моем полотенце. — Только уже не ту, а другую. Тоже найденную у покойника.
Я даже забыла отнять полотенце. Это что же, у Берга было еще одно мое фото? А всего их сколько? И как долго их еще будут обнаруживать?
— Вы уж облазьте его карманы как следует, — разволновалась я. — И предъявите мне все претензии зараз. Или так и будете ко мне все три недели бегать, как чего новое найдете?
— Это не у Берга. У второго покойника, — успокоил Стоян. — Найден еще один труп, и тоже с вашей фотографией.
Я застонала. Почему-то сразу поверив, что шутить он не собирается.
— Еще один труп? — повторила я севшим голосом. — Но почему?
— Вот это-то меня и интересует, — доверительно шепнуло чучело. И немедленно вытащило из «дипломата» пачку снимков.
— Надеюсь, я только на одной? — Я забыла, что лежу, и хотела испуганно попятиться. — По количеству покойников?
Лучше бы на них на всех была я. Только, конечно, не в том состоянии, в котором имел несчастье находиться неизвестный господин. Труп с выпученными глазами и вывалившимся языком не выглядел привлекательнее от того, что был запечатлен в разных ракурсах.
— Он вам знаком?
— Понятия не имею, — буркнула я. — В таком виде я не опознала бы даже вас, хотя вижу куда чаще, чем хотелось бы.
Вместо того чтобы, как обычно, перейти к угрозам, Крысилов достал еще один снимок. Судя по размерам, его пересняли из паспорта усопшего.