Первые две были из разряда обычных и необычных недоразумений. Обычные включали в себя два вызова на ковер к руководству. К необычным она отнесла то, что руководством неожиданно оказался ее почивший супруг. И еще факт внезапно возникшего интереса к происходящему ее соседки по кабинету Веры. Ей-то что с того, что Ольгу все утро дергало начальство! Однако же нервничала и расспрашивала чересчур пристрастно. Любопытство – оно, конечно, понятно, но не до такой же степени.
Но то были всего лишь недоразумения, к которым за жизнь свою она успела попривыкнуть и научилась относиться к ним с философской терпимостью. Раз так распорядилась судьба, то и нечего пытаться что-то изменить, все равно не получится.
А вот третья категория, к которой она отнесла происшествие в подземном гараже, не могла ее не насторожить.
Зачем нужно было Владу бить ее по голове или по шее, как он сам же потом и проговорился? Для чего надо было обыскивать ее сумочку? Оля без его комментариев поняла это сразу по тому, в каком беспорядке находились там ее вещи. Что, спрашивается, искал? Деньги все целы, да он бы и не польстился на ее гроши. Что-то плел ей про какого-то парня, который никак не смог бы попасть в их гараж, не нарвавшись на бдительную охрану. Причем приметы указал просто смешные. Подумать было над чем…
На кухне раздался упреждающий скрежет, и через мгновение старая кукушка трижды крякнула простуженным от долгих лет службы голосом. Судя по всему, времени на размышления у нее на сегодня не осталось. Утренние подъемы ей и так давались нелегко, а завтрашний обещал быть еще тяжелее. Ксюша просила отвести Михаила в садик, а это ни много ни мало, а час в запасе иметь нужно.
Оля вылезла из кресла, потянулась со стоном и зябко передернулась. Когда только отопление собираются в дома подавать, утром сил просто нет выбираться из-под одеяла. Ольга уже и окна заклеила, пытаясь сохранить хоть какое-то тепло в квартире, но спасало это мало. Ее угловой пятый этаж прекрасно продувался ветрами всех направлений. Спасти могли только горячие батареи, а проблемы на линии обернулись почти месячной задержкой. Она на всякий случай потрогала холодную гармошку радиатора и, в который раз убедившись в том, что тепла так и нет, побрела в спальню.
Надо постараться выспаться. Прямо с ходу упасть в кровать, укутаться в одеяло и, зарывшись лицом в подушку, забыться спасительным сном. Ни к чему бередить себе душу и таращить глаза в темноту, пытаясь воссоздать на простыне рядом с собой знакомый силуэт. Нет там ничего. Ничего нет, остались одни воспоминания, радоваться которым она тоже не могла.
Не бил он ее, как же! Так она ему и поверила! Позерство сплошное. Выход героя-любовника на авансцену. Вот как это называется. И думать тут больше не о чем. Просто так предложить ее подвезти он ни за что бы не смог. А вдруг она посмеет отказать, это же какой удар по самолюбию! Как же с этим жить-то ему потом! А вот обставить все это дело с таким трагизмом это как раз в его стиле. Эффектное исчезновение и не менее эффектное возвращение.
– Ох, Попов, когда ты только станешь нормальным человеком… – прошептала Оля со всхлипом и закрыла наполнившиеся слезами глаза.
Нельзя плакать. Плакать ни в коем случае нельзя. Утром глаза будут покрасневшими, веки набрякшими, и никакой косметикой положения не исправить. А вдруг завтра с утра он снова возжелает ее лицезреть. Каким удовлетворением наполнится его подлая душонка, когда поймет, что она проплакала остаток ночи после его ухода. Нет, доставлять удовольствие этому мерзавцу она не станет. Она просто уснет, досчитав до сотни или до тысячи, а может, и до десяти тысяч, но, досчитав, уснет непременно. И думать о нем не будет больше никогда, чтобы он ни пытался предпринять.Глава 4
– Что она сказала? – сильно округлившийся живот Лизы сместился немного влево, давая ему возможность протиснуться в узкую дверь ванной.
– Да ничего особенного. – Влад пустил теплую воду в раковину, оперся о ее край и, подняв взгляд, посмотрел на себя в зеркало. Широко открыв рот, он высунул язык, затем снова его спрятал и, несколько раз повторив эту манипуляцию, проговорил с отвращением: – Ну и рожа! Просто протокольная, скажу тебе, Лизок, рожа! А ты чего это не спишь, Лизок? Нехорошо. Тебе режим нужен, покой и все такое…
– Заткнись, лучше. И давай рассказывай. – Ее живот, обтянутый ярко-розовым трикотажем пижамы, сместился теперь в другую сторону, и в зеркальном отражении, куда он взирал с напряженным вниманием, появилось недовольное, заспанное лицо его супруги. – Итак, что скажешь? Как она?
– А никак! – И он рассмеялся совершеннейше глупым пустым смехом, заведомо зная, как Лиза ненавидит этот его дурацкий квакающий смех.
– Что никак?! Как никак?! Я что, из тебя по слову буду выуживать, идиот?! – Любавская сделала резкий выпад в его сторону и припечатала подошвой тапка ему по заду. – Что никак?! Она даже не удивилась, увидев тебя живым и здоровым?
– Нет. Почти нет. Удивилась моей новой фамилии, имиджу, положению, может быть. Она же не могла себе представить, что их новый генеральный – это я. А в том, что я жив… Нет, пожалуй, что нисколько. Я же говорил тебе, что она догадывалась, что я не погиб. Догадалась, правда, уже потом, после того, как имела на руках свидетельство о моей смерти. – Влад вдруг нагнулся и сунул голову под мощную струю воды, разметав вокруг себя целый ореол брызг.
Лиза терпеть не могла подобных его водных процедур. Как многого не терпела в нем самом. Но обстоятельства, которые иногда оказывались сильнее ее, заставляли стискивать зубы и молчать… временами. Сейчас был не тот самый случай, и Лиза разразилась длинной руладой крепких словечек, отпрянув от плескающегося в раковине супруга.
Ограничившись этим, она хлопнула дверью в ванную и ушла. Ничего, он еще свое получит сполна. Сейчас ей не до того, чтобы пускать в ход кулаки. Еще, чего доброго, может получить отпор, а рисковать она не имеет права. Она теперь не одна…
Лиза была очень умной женщиной и понимала, что это своеобразная акция протеста с его стороны. Своего рода маленькая месть ничтожного человечка, который временами забывал, где его место. Ничего, пусть сейчас он злится, пусть даже бесится, оттого что снова пришлось идти у нее на поводу. Но это пройдет. Он сумеет переломить себя и смириться с неизбежностью. Так было всегда, так и будет впредь.
Может быть, в чем-то Лиза и перегибала палку, например, в том, что заставила Влада работать в этом долбанном отделе культуры при местной мэрии. Чего-чего, а работать тот не любил, хотя и мог. Возможно, можно было обойтись и без этого внедрения, но… катастрофически не хватало времени. Его просто напросто ни на что уже не осталось. Оно поджимало, отсекая все возможные отсрочки. Поэтому ему и приходилось день за днем таскаться на службу и всячески изображать деловитость. Хотя истинная цель его деятельности заключалась совсем в другом.
Ольга…. Брошенная им когда-то Ольга, сохранившая свою странную фамилию Шустикова, стала для них теперь вожделенной и труднодосягаемой мечтой.
– Знал бы, что так будет, не спешил бы умирать, – пробормотал он несколько месяцев назад, совершенно обезумев от потока информации, свалившейся на них в одночасье. – Что же нам теперь с тобой делать, Лизок?!
– Не нам, а тебе, милый, – проговорила ласково Лиза и, поймав его за кончик галстука, притянула к себе поближе.
Тогда она еще не была столь безобразно толстой и могла позволить себе всякие вольности типа бешеного секса на кухонном столе или на подоконнике. Влад экстрим любил, за что, может, любил и ее тоже. В тот день он хрипел, задыхался и все пытался спросить сквозь долгие протяжные стоны, в чем же именно заключается его роль. Лиза не позволила ему этого сделать. Она измотала его, оставила без сил с судорожно открытым ртом, хватающим воздух, и остановившимся взглядом. Мог ли он хоть что-то соображать в тот момент, отвечая ей «да»?..
Лиза ушла в столовую. Села на широкую, обитую бархатом скамейку и, прислонившись ноющей поясницей к мягкой спинке, потянулась к вазе с фруктами. Ей почему-то в последнее время постоянно хотелось есть. Все равно что, будь то бутерброд с толстым ломтем осетрины или пучок зеленого лука с черным хлебом, она жевала и жевала, совершенно забыв о проблемах лишнего веса.