– Неужели голодали?
– Нет, мы не голодали. Боже упаси, гневить Господа. Хотя у меня было много друзей, которые жили лучше нас. Мама одного была директором гастронома, тогда это было фантастикой, правда? У кого-то папа работал начальником мясного отдела. Они жили хорошо. А мои родители не были приспособлены к бизнесу. Когда мама привозила из Чехословакии хрустальные люстры, она сама их не продавала, а сдавала в комиссионный магазин. Предположим, комиссионка отдавала сто пятьдесят рублей за вещь, а «с рук» это стоило бы четыреста. Ну и вот. Зато она говорила: «Мы не спекулянты». У нас была чудесная компания друзей, и когда меня приглашали на дни рождения, мне часто не в чем было идти. Однажды мой отец поехал работать в Париж на три месяца, он там танцевал и работал у Моисеева балетмейстером, ставил какие-то танцы. Он тогда мне привез джинсы, которые мне совершенно не шли, были не по размеру. А обувь я донашивал папину.
Он заботливо пододвинул ко мне вазочку с десертом – сухими вишнями, он их фривольно называет «засахаренные экстремальные части груди начинающих певиц». Этой своей заботливостью он не похож на единственного ребенка в семье. Так и оказалось.
– У меня есть сестра. Я ее безумно люблю. Она закончила университет в Америке. Она – очень известный продюсер. Она продюсировала знаменитого гитариста Ал Ди Миола. Почему я не беру ее к себе на работу? В бизнесе всегда возникают трения с близкими родственниками. А я настолько ее люблю, что не хочу с ней поссориться. Ни за какие деньги. Хотя понимаю, что она много могла бы мне принести контрактов и серьезных проектов.
У будущего крестного отца шоу-бизнеса, наверное, часто звучала музыка в доме?
– В то время, когда слушать было нечего и не на что, папа привез из Японии с выставки «Эко-70» «Панасоник», красивый крохотный магнитофончик. Мне было восемь лет. Я тогда первый раз в жизни услышал совершенно другую музыку. Он много записал на кассеты с радио там, в Японии. Покупать пластинки было для папы дорого.
Спрашиваю, какое у него образование, и заранее готова услышать что-нибудь не очень совместимое с шоу-бизнесом.
– После школы я закончил Московский университет, по специальности я – филолог-китаист. А потом было радиовещание. Вел программы на китайском языке. Иногда на английском.
Попросила рассказать о самом важном детородном процессе в его шоу-бизнес-жизни, о том, как родилась самая крупная радиостанция страны. Он метнул на меня взгляд, преисполненный подозрительности, но, увидев мое открытое и честное лицо, успокоился.
– В 1988 году я уехал в Норвегию, в Осло, ушел в частный бизнес, при создании радиостанции «Рокс» я был первым директором радиопрограммы. Потом в 1994 году мы с моим партнером были уволены. Я не понравился тогдашнему начальству тем, что слишком хорошо разбирался в радио и слишком хорошо разбирался в финансах. Эта радиостанция потом сама умерла. Быстро. Потом у меня был первый частный, без государственной поддержки, музыкальный фестиваль на Канарских островах. В Москве я зарабатывал деньги тем, что был одним из трех производителей радиорекламы. Мы с друзьями сбрасывали друг другу заказы. Никто, кроме нас в Москве, таких музыкальных роликов не делал. Заказов было много. Я писал по восемь роликов в день. Я получал около ста—ста пятидесяти долларов за ролик. У меня была своя маленькая компания. Мы делали лучшие ролики в России. Зарабатывал я тогда около тридцати тысяч долларов в месяц.
Неплохо для начала. Зато стало понятно, что свою первую тысячу долларов он заработал на производстве рекламных радиороликов. Прямо как я с моим производством рекламных видеороликов. Правда я, в отличие от него, вынуждена была производить на арендной аппаратуре.
– Оборудование мне стоило пятнадцать тысяч долларов. Мои близкие друзья мне одолжили эту сумму, – отчитался как перед инспектором Сергей.
После выяснения подробностей о первой тысяче долларов, заработанной моим собеседником, я обычно, как гусеница, медленно, но неуклонно, продвигаюсь к тому, как и когда он заработал свой первый миллион.
– Наверное, тогда, когда запустили «Русское радио». В 1995 году я отдал все, что отложил из заработанного на этих роликах. Стали с приятелем думать, что делать дальше. У него был тридцатилетний «Форд». У меня была трехкомнатная квартира, которую я, еще раньше, успел купить на деньги от роликов. Я ее отремонтировал как мог. Через полгода мы вернули все затраченные деньги.
– А почему в нашем многонациональном, толерантном государстве основной медиаканал называется «Русское радио»? Нет ли в этом элемента предвзятости или дискриминации?
– Что за вопрос? – возмутился Архипов. – Сначала в стране впервые открыли краник, через который пошла свобода. Нахлынула культура Европы. Я много занимался радиовещанием и телевидением. Мы подумали, что не может вся страна жить без национальной музыки. Я люблю слушать Бабкину. У нас есть потрясающие певцы.
Поэтому в полночь по «Русскому радио» звучит гимн России в исполнении различных голосов.
– Я горжусь, что, кроме меня, этого не сделал никто. Я видел, что, когда гимн звучит, поют и американцы, и французы, не зная слов его, прижимая руку к сердцу. Мне понравилось, что наши девчонки-спортсменки его пели.
Интересуюсь рейтингом.
– Если не считать прежних республик Советского Союза: Украины, Армении, Молдавии и других, а говорить только о России, то ежедневно «Русское радио» слушают одиннадцать с половиной миллионов человек.
Мне часто доводилось слышать, как обыватели ругают русскую поп-музыку. И при этом мне не менее часто доводилось видеть, как именитым и суперпрофессиональным певцам не удается разместить в эфире свою новую песню, потому что она не дотягивает по качеству. Конкуренция огромна, но и требования к качеству продукта тоже. Но об этом знают лишь профессионалы.
– Безусловно, есть особые структуры, где за деньги можно разместить любое дерьмо. Мы не берем денег за появление артиста на «Русском радио». Ко мне когда-то подошли четыре человека, предложили пять миллионов долларов за участие в Кремлевском концерте «Золотого граммофона» – я отказался. Мы смотрели вперед. Если бы мы взяли тогда, то сейчас у нас не было бы слушателей. А в этом году билет туда стоил шестьдесят тысяч рублей официально, а у спекулянтов по пять тысяч долларов за место в первом—седьмом рядах.
– Чем так привлекателен шоу-бизнес, почему все девочки мечтают стать певицами?
– В душе каждый мечтает стать известным, популярным и любимым. И на сцене зала, если тебя не освистывают, а тобой восхищаются, чем больше зал, тем больше положительной энергетики на тебя прет. И наоборот, я не знаю ни одного коллектива, который бы пришел в себя после того, как целый стадион его освистал.
– Убийственная энергия. А что это такое – «звездная болезнь»? Кого она поражает и кто ей противостоит?
– Говорят же: пройти огонь, воду и медные трубы. Огонь, вода – это война, физические и психические испытания, а медные трубы – это когда поют дифирамбы в твою честь. Мой партнер, например, Сережа Кожевников, неплохой парень (в прошлом), испытания медными трубами не прошел. И если ты выдержал и не изменился, то, значит, ты – настоящий. Настоящая звезда – тот, кто остается человеком после пения медных труб. Измениться легко от славы, от денег и от возможностей, которые они дают.
– Крутой босс из шоу-бизнеса – тоже человек. Значит, у него должны быть свои любимые певцы. Интересно, не сказывается ли это на эфирах?
– Я обожаю Аллу Пугачеву, это потрясающий человек. Она не зря собирает большие переполненные залы. Киркорову я могу позвонить в любой час дня и ночи. Люблю песни Баскова. Я в восторге от того, что делает Коля Носков. Но если совсем честно, я обожаю «Лед Зеппелин», «Пинк Флойд», «Дип Перпл», «Скорпионз» и кучу всякого, но меня не поймут.
– Значит, есть зависимость между человеческими качествами и талантом? Или негодяи тоже могут иметь успех на эстраде?