Тут же стояли или сидели на корточках победители. Вперёд вышел Кукуй.
— Что, братва, — заговорил он сиплым голосом, — заслуживают эти крысы казни, или нет?
— Без базара, шеф, — загорланили братки. — Мочить их, сук!
Кукуй оглянулся на один из джипов.
— Вынимай Додона! Пусть босс полюбуется, как мы будем мстить за него!
Четверо бандитов раскрыли заднюю дверь внедорожника и вытащили открытый гроб с телом убитого главаря. Тело находилось в прозрачном полиэтиленовом мешке. Гроб поставили на землю, приподняв его изголовье и прислонив к машине — так, чтобы босс, хоть и мёртвый, мог наблюдать за экзекуцией.
Гроб осветили фарами, и при их свете Денис разглядел в мешке огромное тело с заваленной набок голой головой. Когда нижний конец гроба ударился о землю, тело несколько сползло вниз, отчего рубаха на покойнике задралась, а штаны, наоборот, приспустились, обнажив огромный живот. Живот не гримировали, и он, покрытый иссиня-чёрными и лиловыми трупными пятнами, предстал перед зрителями во всей своей жуткой красе. Голова упёрлась лбом в полиэтилен. Стало заметно, что один глаз покойника заплыл, а второй выпучился из глазницы и смотрел прямо перед собой. Эти глаза и отвалившаяся нижняя челюсть придавали Додону выражение какой-то тупой, бессмысленной свирепости.
— Смотри, босс, — торжественно произнёс Кукуй, обернувшись к покойнику. — Вот они, сявки этого пидора Лиса, все здесь, даже полудохлого Горяна приволокли. Только твоего главного убийцу пока не словили, но он от нас не уползёт. Из-под земли выроем и его же кишками его и удавим!
— Мочи их, мочи! — завопила пьяная, жаждущая крови толпа.
— Братва, не надо, — голосили стоявшие на коленях.
Их жалобные крики заглушил рёв Кукуя:
— Подводи по одному!
К крайнему пленнику подошли два братка, взяли под руки, проволокли по земле и бросили к подножию гроба.
— Проси, сука, у босса прощения, — потребовал новый главарь.
— Прости, Додон, прости, — залепетал пленник.
Мертвец смотрел на него сверху своим выпученным глазом и свирепо скалился.
— Что, пацаны, а вы что скажете? — обратился Кукуй к братве. — Прощаете его?
— Нет! — Заорали все чуть ли не хором. — Мочи его, суку!
К пленнику подошёл Гиря в чёрной вязаной шапке, натянутой до подбородка, с вырезанными щелями для носа и глаз. В руке Гиря держал нож. Обречённый завопил в отчаянии и повалился на землю. Палач деловито наклонил его голову и полоснул ножом по шее. Хлынула кровь. Братки смотрели тупо, некоторые ухмылялись.
Помощники палача оттащили труп в сторону и подволокли к Додону второго обречённого.
— Прости, Додон! — истошно заорал тот, приподнялся, рванулся вперёд и упал лицом в ноги трупа. Казалось, он целует их. — Прости, я ни в чём не виноват!
Когда он припал к его ногам, труп в мешке опустился ещё ниже. Круглый чёрный живот, казалось, вот-вот продавит полиэтилен и вывалится наружу.
— Не прощает он тебя, падлу! — послышались крики. — Гиря, мочи его!
— Мочи! — приказал Кукуй.
Денис бросился обратно в лес. Машины, свет фар, пьяное сборище и тёмные дома деревни с их притаившимися обитателями скрылись и пропали за его спиной. Он твёрдо решил прямо сейчас добраться до дороги на Троицкое и уйти из этих страшных мест. Засады на мосту, скорее всего, не было — бандиты наверняка сняли её из-за своих разборок.
Обходя деревню, он довольно далеко отошёл от неё, долго блуждал по лесу, смертельно устал и уже начинал отчаиваться, думая, что заблудился, как вдруг совершенно неожиданно вышел на какую-то дорогу. Он не сообразил впотьмах, что это дорога не на Троицкое, а ответвлявшаяся от неё колея на старую лесопилку, и пошёл по ней, полагая, что мост через Переплюйку уже близко. Колея пересеклась с другой дорогой — той самой, которая была ему нужна; он свернул на неё и пошёл, ускорив шаг, высматривая впереди мост, но когда лес расступился и впереди при слабом свете месяца показались силуэты шабановских изб, он сначала остолбенел от изумления, а потом не на шутку перепугался. Как будто всё это время его морочила какая-то нечистая сила. Получалось, что он вернулся в Шабаново, прямо в пасть к бандитам!
Кругом не было ни души, но братки оставались в деревне, это видно было по их машинам, стоявшим поблизости, и по светящимся окнам изб. Бандиты по-хозяйски расположились в деревенских домах. От избы Марьи Васильевны доносился рёв магнитофона. Слов было не разобрать, но ясно, что это какая-то лагерная песня.
Денис зашагал в замешательстве, размышляя, куда ему теперь податься: ночевать в лесу, на холоде, очень не хотелось. Внезапно он заметил, что из избы Марьи Васильевны кто-то вышел. Он пригляделся и понял, что это сама Марья Васильевна. Она сошла с крыльца, вышла за калитку и направилась по деревенской улице.