Я начал думать по-английски, особенно когда прикидываю, что скажу при встрече с японцами, но поймал себя на том, что думаю по-английски и о молодом Руссо…
Четверг, 11 апреля, 3 часа ночи
В номере, прежде чем улечься спать
Только что расстался с Чангом. Он рассказал мне свою биографию… частично.
Закончив учиться во Франции, Чанг женился на француженке. Его отец был богатым человеком, но Чанг отвечал отказом на все письма, в которых тот умолял своего единственного сына возвратиться в Китай. Однажды вечером Чанг и его молодая жена возвращались в машине из гостей. Оба выпили лишнего и пели как безумные в «бугатти», покрышки которого шипели при каждом повороте. Чанг неловко повернул баранку, машина угодила в кювет и воспламенилась. Сам он сильно пострадал, а его жена, придавленная «бугатти», издавая страшные вопли, заживо сгорела прямо у него на глазах — он не мог ей ничем помочь.
Тогда он вернулся в Китай повидаться с отцом. Он хотел умереть, но умереть во Франции. Когда Чанг собрался уезжать, старик воспротивился. Он лишил сына всяких средств и сделал это так умело, что Чанг понял — Парижа ему больше не видать. Он завербовался на десять лет в китайский легион. Это было в 1937 году, Япония только начала войну. Пекин, Шанхай, Нанкин, Кантон, десять провинций попали в руки безжалостных войск императора. Чанг не сражался: он искал смерти.
Чем занимался он сейчас, было не очень ясно: он имел отношение к нескольким ресторанам Токио, Гонконга, Манилы, Сайгона и Сингапура, а также к ряду экспортно-импортных фирм, много путешествовал.
Он-то уж мог бы объяснить мне Японию. Но Японию надо не объяснять, ее нужно почувствовать. С этой целью он повел меня на соседнюю улочку и показал фасад закусочной с вывеской: «Свидание железнодорожников» — точная копия Вилльнев Сен-Жорж или Ларош-Мижен, только в этом квартале Токио нет вокзала. По фасаду идут трубчатые строительные леса.
— Двоюродный брат владельца этого кафе, — объяснил мне Чанг, — провел два месяца во Франции. Среди привезенных им фото оказался снимок этого фасада. К сожалению, когда он был сделан, фасад «Свидания железнодорожников» ремонтировался, отсюда строительные леса на соответствующей копии в Токио. Подойдем ближе…
— «Буквально»… Замечательное французское выражение, — мечтательно сказал Чанг, пока мы продолжали прогулку. — Как я люблю французский язык! «Буквально»… Вот именно! Японцы подчиняются букве закона. Они все воспринимают в буквальном смысле. После многих веков феодального и милитаристского режима Макартур продиктовал им конституцию, демократическую на американский манер. Японцы восприняли не дух, а букву. И конечно, конституция превратилась в свою противоположность. В буквальном смысле… Вот французское выражение, которое раскрывается полностью, когда его применяют к этому народу каллиграфов.
6. Потерянный обратный билет
Четверг, 11 апреля, 13 часов
В кафе «Нью-Йоркер»
(Здесь тоже коридор со скамейками и труппой гёрлс-подавальщиц в красных бумажных трико.)
С автомата-проигрывателя льется мелодия «Время серенады». Стоит клиенту войти, и выводок из трех-четырех гёрлс в выцветших красных трико отделяется от группы и окружает входящего. Стоит двери приоткрыться, как гёрл в красном, которая стоит на часах, вскрикивает… В прейскуранте, вывешенном у входа, внизу приписано: «Наши барышни сочтут за удовольствие подсесть к вашему столику, если вы их угостите, хотя это вовсе не обязательно…» Я вошел, потому что мне хотелось пить и немного отдохнуть. Когда выводок проводил меня до столика, я изобразил на лице презрение и заказал только одну кружку пива. Время от времени какая-нибудь из девиц принималась вертеться вокруг меня. Презрительная мина не сходила с моего лица. Та, что посмелее, заглянула через мое плечо на зарисовки ее подруг с натуры, настолько «лестные» для них, что больше она не подходила.
Сегодня я заблудился, как никогда, из-за тумана, скрывшего Токийскую Эйфелеву башню. Я забрался на место, откуда в ясную погоду открывается широкий обзор. Это квартал американцев: посольство, дипломатическая миссия, жилые дома, различные службы… Улочки, спускающиеся отсюда, обстроены прехорошенькими домиками в японском стиле, похоже, новыми, при них садик и гараж с огромным «кадиллаком» последней марки. Перед каждым домом на двери вместо дощечки — щит, а на нем — крупно, чтобы читалось издали, даже сквозь пары виски, фамилия дипломата или офицера: Осборн, Хьюбербруккер…