Судя по тихо приоткрывавшимся легким калиткам, по теням, замиравшим за сёдзи, тонкие деревянные и бумажные перегородки легко пропускали звук нерешительных, тяжелых шагов иностранца по улицам безлюдного Токио, не заглушаемый даже дождем.
Неожиданно я заметил мадемуазель Ринго, возвращавшуюся домой с молодым человеком под одним с ним зонтиком. Она знаком пригласила меня подняться. Мы снова сбросили обувь, она познакомила меня с братом. Парнишка смотрел на меня, как на чудовище. Я не поручусь, что при нем не было оружия.
Мы уселись с трех сторон коротконогого стола и вот сидим до сих пор.
Сначала я тщетно пытался объяснить, как чисты мои намерения, что у меня вообще нет никаких намерений, — а это сущая правда, — но брат Ринго смотрел на меня более чем скептически. По правде говоря, он мог бы смотреть на меня точно так же, если бы я стал говорить, что собираюсь применить к его сестре садистские приемы.
Мадемуазель Ринго, заглядывающая за плечо брата, вскрикнув от ужаса, пытается вырвать у него из рук листок. Он отталкивает ее и показывает мне написанную фразу. На его лице удовлетворение: наконец ему удалось выразить свою мысль по-английски. «Мисс Мото не в своем уме», — прочел я.
8 часов 45 минут
Наконец-то между юными Ринго и мной никаких недоразумений. В меткой характеристике мадам Мото я прочел между строк вопрос: «Вы не возражаете переночевать тут один?»
Я бурно выразил свой восторг.
Рощица и ее брат не скрывали чувства облегчения. Они меня успокоили: о да, у них есть где ночевать! О нет, трудностей никаких, лишь бы я был доволен. Они оставили меня одного, осведомившись, до какого часа я желаю спать.
— До девяти, — ответил я.
Моросящий дождь кажется мне сегодня утром еще противнее обычного. Когда выходит солнце, оно выглядит пыльным. Даже самые объяпонившиеся французы — и те не решаются отрицать, что надо долго искать, чтобы найти город безобразнее Токио; лишь один твердил: «Несомненно, человек еще не научился наслаждаться такого рода изменчивой промышленной красотой…»
Я ставлю точку. Пришла мадемуазель Ринго, свеженькая и улыбчивая, и принесла все необходимое для приготовления завтрака по моему вкусу.
Скажите, она явилась одна…
Вывод напрашивается сам собой: в Японии женщин насилуют только по ночам.
5. История Жана Л'Ота
16 часов
В номере моего нового отеля
От мадам Мото никаких известий. Сегодня утром я позвонил Дюбону, одному из токийских французов, близкому другу моих друзей.
Он важная персона и чрезвычайно занят. Поэтому я испытывал неловкость, объясняя по телефону, что мне совершенно необходимо увидеть его в связи с незначительным недоразумением. Он внимательнейшим образом выслушал историю о трех пачках сигарет, попросил у меня несколько дополнительных данных и сказал:
— Знаете, с такими вещами тут не шутят. Я все улажу. Приходите со своей Рощицей ко мне завтракать.
Дорогой Дюбон был тем переводчиком, о котором я мог только мечтать. Пустяковая история с сигаретами ему вовсе не наскучила, наоборот…
— Понимаете, это весьма характерное недоразумение. Мадам Мото, как истая японка, думала о прошлом, а вы, истый европеец, — о будущем. Это очень показательный пример. Вы думали только о нежелательных последствиях, которые могут возникнуть, если вы примете от нее сигареты, а она думала только о прошлом, о недавнем прошлом: об изнурительном дне, о ваших огорчениях, о всех обстоятельствах, которые могут вызывать у вас недовольство. Она была готова сделать все что угодно, лишь бы вы могли покурить…
Дюбон живет в Японии тридцать лет. Во время войны он был интернирован и заключен в концентрационный лагерь. Он женат на японке, дети его говорят только по-японски.
— Я съезжу на три-четыре года в Париж, чтобы мои родные научились говорить по-французски.
Он расспрашивает маленькую Ринго терпеливо, с улыбкой, делает паузы, проявляет к ней внимание — все это кажется мне совсем новым в моем соотечественнике. Похоже, он владеет японским языком так же, как своим родным, — явление крайне редкое. Вместе с ней он пытается звонить по всем адресам, где могла бы находиться тетя. Безуспешно. Я ловлю себя на том, что невольно обращаюсь к Дюбону шепотом, как будто мадемуазель Ринго может понять по-французски.
— Какова главная причина самоубийств, которыми печально знаменита Япония? Я говорю не о харакири.