Время от времени Рощица уединяется в дальней комнате домика и звонит по телефону, не теряя надежды хотя бы в последний момент разыскать свою тетю.
Дюбоны предупреждают меня, что отношения между тетей и племянницей сложнее, нежели я полагал. Мадам Мото повезет Рощицу в Париж, займется ее будущим — будущим, о котором в Японии молодая японка не может и мечтать. Подогреваемая надежда только усугубляет покорность племянницы тете, вполне, впрочем, естественную для этой страны. Отношения, и без того не простые, усложнены тем, что, хотя тетя и племянница очень красивы, каждая по-своему, молодость одной только выигрывает на фоне другой, порой не давая последней покоя. Вот что усложняет ситуацию наряду с другими моментами. Приведу в пример лишь один из них: мадемуазель Рощица — воке!
— Маньчжурская воке, если вам так больше нравится, — продолжал Дюбон. — Воке означает «выходец». Только белые японцы, побывав в соседних странах, ими не становятся — они совершают туристические поездки или выезжают в командировки, а японцы из неимущих классов становятся выходцами, становятся воке. Впрочем, как вы могли заметить, мадемуазель Ринго — типичная черная японка.
— Честно говоря, я ничего не заметил. Значит, есть японки белые и черные?
— И желтые. Мы не замечаем этого различия, тем не менее оно есть и с ним очень считаются. Так, например, белые японки…
— Но, дорогой Дюбон, белые ведь это мы!
— Только не для японцев, для них мы розовые. Даже если у вас бледная немочь, ваша кожа кажется им розовой. Белизна — свидетельство аристократизма, благородного происхождения. Вот почему гейша тщательно запудривает лицо, а барышня из хорошей семьи купается в целлофановом купальнике, предохраняющем ее кожу от загара. Она завернута в целлофан, как эскалоп на прилавке мясной лавки. Желтизна — цвет кожи массы, чернота характеризует крестьянина…
— Значит, моя Рощица — уроженка Маньчжурии?
— Она родилась в бывшей японской колонии, отец ее был там почтовым служащим. Семья Ринго, как и все японские поселенцы, вернулась в метрополию в 1945 году, когда Маньчжурия была возвращена Японии. Выходцы из Маньчжурии — это негры Японии. Они никогда до конца не сливаются с населением матери-родины, живут особняком, замкнутой кастой, общаются между собой, помогают друг другу, хотя вернулись домой почти двадцать лет назад.
В тот вечер я познакомился и с другими примерами, убившими во мне желание разобраться не только в Японии, но и в своих собственных делах…
К счастью, Дюбоны поставили пластинку с записями французских песен — моих любимых, а я читал стихи. Наконец-то Рощица смогла услышать приличный перевод, понять слова той песенки, мелодию которой любила и раньше:
Кто их гонит на мель, этих юных? После легких гримас новизны В обмелевших песчаных лагунах Умирает недавняя дерзость И кончаются детские сны…
И вдруг я увидел — я не оговорился, я именно увидел, как ее дружеское расположение ко мне ширится, оживает в ее глазах и сердце.
Поняв смысл песенки, она запомнила слова наизусть. Мы в изумлении смотрели, как ее крепкие темные губы воспроизводили без единой фальшивой ноты неповторимую мелодию.
7. Раз, два, три, четыре, пять…
Суббота, 20 апреля, 10 часов 45 минут
По повелению свыше я натянул на свой могучий трос шелковую рубашку, надел запонки и серебристый галстук.
Мадам Мото объявилась вчера собственной персоной, а сегодня по телефону распорядилась, чтобы я оделся по «форме номер один»: мы приглашены на свадьбу.
У меня тревожно на душе, и я держусь настороже. Что если она задумала женить меня? От нее можно ждать чего угодно.
После побега, причины которого так и остались невыясненными, мадам Мото вернулась в мир кино не одна, а в сопровождении девушки. Она мила, но не больше.
— Это дочь Короля Бензина, — холодно сказала мне мадам Мото, подталкивая инфанту.
Мы вышли втроем. Одной совместной поездки в токийском такси оказалось достаточно, чтобы нас связало братство людей, избегнувших гибели. Когда камнедробилка наконец выплюнула нас на тротуар, я знал, что инфанта Короля Горючего учится в консерватории играть на рояле, танцевать и выступать на сцене. Она знает почти столько же французских песен, сколько я, любит твист и молодых американских певцов, явно предпочитая Конни Фрэнсиса. Она наверняка самая жизнерадостная, самая веселая японка из всех, кого я встречал до сих пор.