"Неужели ты совсем не ревнуешь?!" — не поверила Анна, когда заметила, что Катрин на его признание улыбнулась.
Бабка лишь благосклонно потрепала ее по волосам.
"Карсади из тех Правителей, которые уверены, что раз их любят женщины в мечтах, то те, которые наяву, любить просто обязаны, ибо он — рай!"
"Но это же было не в мечтах…" — озадачилась Анна.
"Для тебя, которая родилась в пространстве, подпространство пока не стало единственной реальностью, которую нельзя отринуть. Для нас, первоживущих, здесь нет ничего, что мы не смогли бы сдвинуть с места. Два Правителя, вступающие в союз, больше друзья, чем любовники. Безотчетная любовь всегда приводит к смерти одного из них, — Катрин пожала плечами, совершенно искренне удивляясь ее непониманию. Крас ей тоже нравился, она благоволила ее влюбленности. — Мы же хищники, старая-престарая нечисть, которая творит жизнь, чтобы погреться. И грейся! Грейся, пока есть кто-то, кто готов положить вселенную к твоим ногам. Правитель никогда этого не сделает! — гордо и горько усмехнулась она, как всегда укорив Правителя Карсада одним лишь взглядом, на что тот тяжело вздохнул. — Но разве не любуемся нашим раем, украшая его каждый день?! — рассмеялась она, похлопав Карсада по плечу. — Хочется иногда разделить его с кем-то. Умозрительно, метафизически, без обрезания плоти".
"Но это же другое!" — не согласилась Анна.
"То же самое, — поддержал бабку Карсад, снова тяжело вздохнув. — Мы создали людей, чтобы они любили нас, а мы их. Без них мы ничем не отличались бы от медуз морока. Люди называют нас Богами".
"Нашли с чем сравнить!" — Анна криво передернулась.
"Отчего же? — Катрин слегка нахмурилась. — Представь, что медузы, подобно нам, создали миллиарды тварей, которые признали бы их за Бога. Разве смогла бы ты опровергнуть такое утверждение?! Вот ты, достала Творца… Как бы Он узнал, что единственное существо, которое имеет право называться Богом, если бы мы не сказали Ему об этом?!"
"Ну! А без нас бы Он, конечно, не догадался!" — усмехнулась Анна.
"Когда Творец создавал вселенную, вряд ли он думал, что станет лепить громовержцев, — с сомнением покачал головой Карсад. — Мы были нужны ему, чтобы лучше стоять на земле, привязав одно пространство к другому. И дал нам разум, чтобы не абы как мы это делали. Но когда мы назвали Его Творцом, Он засмотрелся на себя и осознал, что нечто большее, чем просто Дух, паривший над Бездной. И, разумеется, ему было приятно приблизить нас к себе. И когда мы творили людей, мы не думали о них, как о чем-то, без чего не смогли бы обойтись. Но они назвали нас Богами — и мы залюбовались собой. А ведь и правда, мы больше, чем то, что исходит от наших рук. Одели их, накормили, научили строить жилища, приближая к себе".
"Правда, на этом Творец поставил точку, — рассмеялась Катрин. — Бог — Он вселенная, мы половина, а люди четверть. Но наши сознания и сознание людей лепятся из одной материи. Так почему же мы не можем рассматривать их, как равных себе, когда выходим из подпространства?!"
"Железная логика… — Анна не нашлась что сказать. — Так можно оправдать любое преступление… Прелюбодеяние, во всяком случае! Вы же бессовестно ими пользовались, понимая, что весь мир у ваших ног, а им дается немного. А как же дети? Семья? То, что должен оставить после себя человек?"
"Тебе ли об этом рассуждать?! — нахмурилась Катрин. — Не ты ли обратила в камень три миллиона жителей империи Меланит?! Ты судила их, как людей, не имея на то право!"
"Это не я, это Мариша…" — запнулась Анна, совершенно забыв о том, что они натворили.
Она вдруг поймала себя на том, что не думала о планете, как о чем-то важном. Наверное, долго находиться в подпространстве было небезопасно — мысли ее тогда были другими, планета со всеми ее жителями казалась не больше хрупкого предмета, который она легко могла сломать, а люди несуществующими. Она видела планету огненным шаром — и весь мир тогда вдруг обратился в плазму, которую она легко могла перестроить под себя. И Правительница Меланит, пусть не первоживущая, не вспомнила бы о них, не заговори об этом Карсад, предложивший помощь в преобразовании и заселении планет, которые достались ей с его и Мариши звездами в качестве возмещения понесенных убытков.
"И не добились ничего! — строго укорил ее Карсад. — Поэтому Правители не воюют с людьми, но любят их и позволяют любить себя. Они беззащитны перед нами, и всегда могут стать свидетельством нашего безразличия перед Творцом, который наделил их сознанием".
"Наверное, я чудовище… — запоздало раскаялась Анна, только сейчас осознав свое могущество. — Я ужас для всего живого…"
"Как раз наоборот! Ты та, которая дает начало живому! — покачала головой Катрин, недовольная тем, что она снова проявляет человеческие чувства. — Нам часто приходится жертвовать, чтобы двигаться дальше. Но лучше, если сама жизнь расставит все по местам".
"Но если мы так далеки от людей, как же мы можем быть вместе?" — снова засомневалась Анна.
"Для первоживущих, да, в какой-то степени это преступная связь, — пожал плечом Карсад. — Но для тебя, для Правителей, которые родились здесь — чудовищная несправедливость, когда навязывают правила бытия, в котором вы бываете не часто. Для чего-то же мы давали людям совершенные формы, учили их, наделяя способностью чувствовать меч и силу. Среди них есть и прорицатели, и те, которые умеют перемещаться через подпространство, пусть и не чувствуя и не задерживаясь, и телепаты, для которых мысль физическое явление. Если сложить их вместе, они умеют все, что умеем мы, кроме как сделать мертвое живым".
Как можно разделить сердце? Этого Анна не понимала. Но количество полукровок — огромное их количество! — подтверждало, что Катрин и Карсад не одиноки в своих суждениях. И не все Правители были готовы отказаться от полукровки, который зачинался в таких союзах. Именно они поддержали Карсада и голосовали на Сорее, чтобы их детям позволили жить, добиваясь равноправия. Наверное, их голоса Карсад просчитал заранее, уверенный, что большинство Правителей все же человечнее, чем хотели бы казаться в обществе, и поддержат его. А мать?! Совершенно забыла о том, что она Правитель, когда потеряла возможность выходить в подпространство! О детях Анна не думала, открестившись от этой мысли сразу же, задвинув так далеко, чтобы не омрачала теплые чувства. И щупала себя, пытаясь себе напомнить, что тоже человек…
Наверное, она опять была в подпространстве слишком долго, пока раскачивали нейтронный карлик, чтобы разбудить звезду. И снова она была где-то далеко, воспринимая мир вокруг как игру воображения.
Прервав его грустные мысли, из подпространства, как всегда вызывающе одетый, вынырнул Правитель Каффа в сопровождении аморфов и макали.
— Море… Необходимо проверить море! — кивнул он, не поздоровавшись, расставляя датчики. — Возьми сканер… Горит зеленый диод, двигайся за ним, — он протянул ей приборчик, придирчиво его осмотрев. — Что-то полуметаллическое в виде пластины. Не заметить ее могли, если только устройство мало чем отличается от борта флаера. Но, возможно, имеет свойство трансформации. И с зубами! — он погрыз воздух, угрожающе не нее надвинувшись. — Там уже работают мои ребята — твоя задача проверить подпространство. Я вызвал демонов, но в последнее время что-то уж слишком много ошибок.
Анна кивнула, пересмотрев свои взгляды о Правителе Каффа.
Его вид…
Он совершенно не комплексовал по поводу одежды, собирая сведения о ней во всех временах. И то появлялся на приме в бархатных плащах-халатах с тюрбаном на голове, или в шароварах таких ярких цветов, украшенный драгоценными камнями, что затмевал наряды женщин. Или вдруг являл себя в просвечивающей тунике, с венком из листьев и цветов на голове, зажав подмышками пару фолиантов, взмыленный, вваливаясь во дворец Карсада, чтобы помахать у него перед носом этими самыми фолиантами, и, как ни в чем не бывало, сообщить, что просто проголодался, а за обедом ему захотелось с кем-то разделить его мудрые мысли о содержании древних текстов. А то, весь обтянутый в кожу, с шипами, с клепками, в цепях — разгуливал во дворце и, прикрываясь творческим кризисом, раздражался на все и на всех. Наверное, он скучал по тем временам, когда Правители руководствовались мнением людей и строили из себя Богов, чтобы это было и в одежде. И тогда удивительный его демон Кафи, но чаще Каа, который везде раздавал визитки империи Каффа, выходил "в люди", подолгу засиживаясь или у Карсада, или у Катрин, или у Зарта, жалуясь на никчемную жизнь, в которой не было ни демоних, как у Дая, ни Черной Дыры, где бы он мог почувствовать себя героем, ни Правителя, который воюет с другими Правителями. В отличие от скромного и незаметного Правителя Зарта, поговаривали, что он страшный сластолюбец, который разбил сердце многим Правительницам, побывавшим в его объятиях. Намерения у него каждый раз были серьезные, но хватало его ненадолго. Стоило ему переодеться, как тут же менялся вкус и пристрастия.