— Это дома восемнадцатого-девятнадцатого века, — сухо пояснил я. — У американцев тогда было модно отделывать фасады чугунным литьем. В Сохо таких зданий сохранилось много. Особенно в районе Бродвея. Они считаются местной достопримечательностью.
— На промзону похоже, — поделился своими впечатлениями, приникший к окну Саня. — Такое впечатление, словно здесь заводы работают, а не люди живут. Если бы не витрины магазинов, подумал, что мы из современного города с небоскребами в прошлый век переместились.
— Почти угадал, — я улыбнулся. — До начала девятнадцатого века Сохо был нищим районом. Затем стал бурно развиваться. Уже в середине прошлого столетия стал центром развлечений и торговли в Нью-Йорке. Здесь горожане могли посидеть в барах, посмотреть варьете, посетить район красных фонарей, прогуляться по магазинчикам. Естественно, было много складских помещений и разных производств. Во время Великой Депрессии склады опустели, заводы и фабрики остановились, здания обветшали. В них ночевали бездомные. Только в сороковых годах район снова ожил. Власти начали его облагораживать. В шестидесятые-семидесятые годы в Сохо переехало много художников, артистов и просто богатых людей, привлеченных большой площадью бывших складов, заводов, фабрик. Здесь родился стиль «лофт», когда рабочие пространства начали переоборудовать под жилые комнаты, стараясь сохранить нотки индустриального духа. В Сохо своя неповторимая атмосфера сочетания старины, узеньких улочек, мощенных брусчаткой, роскоши и эпатажа.
— Михаил Дмитриевич, вы так говорите, как будто были здесь раньше, — Анна прищурилась, внимательно изучая моё лицо.
«Конечно, был», — на автомате чуть не ляпнул я, но вовремя спохватился и ответил:
— Я просто много читал разных развлекательных западных журналов, в том числе и туристических путеводителей. Специально их покупал у фарцовщиков. Вот и корчу из себя всезнающего интеллектуала.
— Надо сказать, Михаил Дмитриевич, это у вас прекрасно получается, — сладко улыбнулась Анна. — Если закрыть глаза и слушать, можно представить убеленного сединами, если не старца, а мужчину лет сорока пяти, объездившего полмира.
— Анна, хорош к Мише подлизываться, — хохотнул Саня. — Как ни старайся, зарплату тебе не прибавят.
— Зарплата здесь ни при чем, — сверкнула глазками секретарь, — И вам бы я, Александр Анатольевич, рекомендовала побольше читать. Поверьте, быть интеллектуалом, это не недостаток, а большой плюс.
— Джентльмены и леди, мы приехали, — торжественно объявил Диего, притормаживая. Я кинул взгляд сквозь стекло. Действительно, под сверкающим свежевымытым стеклом витрины, на черном фоне вывески сияли прописные буквы «Brioni», а чуть подальше находились обувной «Amedeo Testoni» и неизвестный мне магазинчик с претенциозным названием «Shoe Empire».
— Выходим, — скомандовал я. Первым из машины вышел десантник. Вежливо подал руку Анне, затем, дурачась, предложил ладонь, с негодованием отмахнувшемуся Сане. Я вылез сам с другой стороны, бросил:
— За мной, — и двинулся в самый дальний магазин. Справа пристроилась, ухватившись за вежливо подставленный локоть Анна. Слева пыхтел Саня. Замыкал наше шествие Олег, бдительно посматривающий по сторонам.
— Тут стоять нельзя, — сообщил водитель, высунувшись из машины. — Я отъеду недалеко. Через сколько мне подъезжать?
Я глянул на часы. Белый циферблат золотого «Полета» показывал три тридцать пять.
— Давай через сорок минут. В четыре пятнадцать, примерно. Мы выйдем, и будем ждать тебя здесь.
— Окей, мистер Елизаров, — Диего улыбнулся и кивнул. — Договорились. В три пятнадцать — я на месте.
Я кивнул, машина тронулась, и мы неторопливо двинулись ко входу в «Империю обуви». Саша остановился и восхищенно присвистнул, обозревая выставленные на витрине и подсвеченные желтым светом внутренних ламп мужские туфли из кожи и замши.
— Ничего себе. Нехилые колеса.
— Саня, учись уже говорить по-человечески, — я укоризненно глянул на немного смутившегося товарища. — Ты не на зоне. Запомни: не колеса, не шузы, а туфли, не «нехилые», а красивые или классные. Умение просто и ясно выражать свои мысли общепринятым языком — признак человека разумного, а феня — злобного и агрессивного животного. Разумеется, за исключением тех случаев, когда в специфичной среде приходится общаться с недоразвитыми жертвами эволюции, потому что другого языка они просто не понимают.
— Миха, хорош, подкалывать, — пробубнил директор по общим вопросам. — Я стараюсь, но сразу отвыкнуть не получается.
— Отвыкнуть у него не получается, — саркастично хмыкнул я. — А пора бы уже. Я как вспомню, как ты на годовщине «Ники» с нашим новым главбухом побеседовал, и мне бедную старушку пришлось час валерьянкой отпаивать. Елена Петровна чуть инфаркт не получила. Это же надо додуматься, наклюкаться в дрободан на корпоративе, заманить главбуха к себе в кабинет, насильно напоить чифиром, доверительно рассказать, как ты сук и крыс на киче раскалывал, а потом вся камера их в очко драла. Затем подмигнуть, вытащить из кармана выкидуху и эффектно выбросить лезвие.