— Разрешите? — вежливо уточнил он. — Меня к вам отправили.
— Мистер Елизаров? — уточнил врач, и, увидев утвердительный кивок, пригласил:
— Проходите, присаживайтесь.
Молодой человек разместился на стуле, напротив врача.
На минуту в кабинете воцарилось молчание.
Меня зовут Джон Питерс. Давайте поговорим мистер Елизаров, — мягко начал врач. — Расслабьтесь, успокойтесь. Расскажите, что вас беспокоит, о своих проблемах.
Молодой человек молчал.
— Я вас слушаю, — напомнил Питерс.
— А нечего рассказывать, — жизнерадостно улыбнулся Елизаров. — У меня все хорошо. Нет никаких проблем. Давайте лучше о ваших поговорим. Это будет интереснее.
— О моих? — на секунду растерялся психолог.
— Проблемах, — тактично напомнил молодой человек. — Что вас беспокоит? Вызывает чувство страха и тревожности? Например, не мочитесь ли вы по ночам в кровати прямо на спящую супругу? Может у вас возникает желание натянуть чулки в сеточку, лифчик, накрасить губки и станцевать зажигательный стриптиз перед зеркалом? Испытываете противоестественную тягу к животным? Например, мечтаете о страстном сексе с соседской болонкой с большим голубым бантиком на нежной мохнатой шейке? Ну не стесняйтесь. Наберитесь мужества и озвучьте свою проблему. Я готов поговорить с вами об этом, и вместе подумать, как её решить. Например, если страсть станет нестерпимой, голубой бант можно повязать на чучело суслика.
— К-какое чучело суслика? — врач даже растерялся от такого напора.
— С голубым бантиком, — подсказал Елизаров — Как у обожаемой вами соседской болонки.
— Что вы несете? — рассердился Питерс. — Нет никакой болонки.
— Вот поэтому вы и такой раздражительный, — понимающе улыбнулся молодой человек. — Потому что у вас болонки нет. С голубым бантиком. Это, конечно, ужасно. Но я готов исполнить вашу мечту, купить и подарить вам собачку, если пообещаете, что любовь к псинке будет сугубо платонической. Помните: никакого насилия, жизни собачек тоже важны. Если будет совсем невтерпеж, можете, в крайнем случае, поцеловать ей лапку.
— Так, — врач раздраженно хлопнул ладонью по столу. — Меня собаки не интересуют. Прекратите сейчас же!
— Понятно, — погрустнел Елизаров. — Значит, все-таки мочитесь в постели. И как к этому относится ваша супруга? Надеюсь, она не сильно сердится, из-за вонючей влажной простынки?
— Замолчите, — рявкнул Питерс. — Обследование проводить будем? Если нет, я звоню охране, пусть вас выведут отсюда к чертовой матери.
— Я же сказал, что абсолютно здоров, — наполнил Елизаров. — Но если надо, давайте.
— Возьмите, — психолог придвинул к пациенту стопку листов бумаги и ручку. — Я буду называть слова, а вы рисуйте.
— Хорошо, — покорно согласился молодой человек.
— Любовь, — произнес доктор.
Елизаров увлеченно заелозил ручкой. Через минуту он остановился и подвинул лист к психологу.
— Это, что? — ошарашено спросил доктор, держа рисунок так, что камере удалось ухватить его крупным планом. На листе был изображен худющий негр заплетенными в узел ногами, со ртом раскрытым в беззвучном паническом крике. Искаженная страданием рожа бедняги с вытаращенными белками глаз очень напоминала лицо доктора Питерса. Сверху, на негре, горой жира восседала, обтекая костлявую тушку несчастного многочисленными складками, обнаженная чернокожая баба со свисающими пудовыми сисями и злобной торжествующей улыбкой.
— Любовь, — скромно пояснил Елизаров. — Нарисовал, как вы и просили. Правда, здорово вышло?
— Понятно, — проскрипел доктор. — А теперь изобразите то, что вы понимаете под несчастьем.
Молодой человек снова заскрипел ручкой по листу. Через две минуты подвинул его к доктору. На этот раз орущего и заливающегося слезами худого негритенка с лицом Питерса, охаживал плетью по голой заднице самодовольный белый плантатор, фигурой напоминающий надутый шарик.
— Это, значит, по-вашему несчастье? — уточнил психолог, всматриваясь в рисунок.
— Конечно, несчастье, — подтвердил Елизаров. — Какое же это счастье, когда плетью да по голой жопе?
— Ладно, — скрипнул зубами доктор. — Давайте проведем другой тест.
Он достал из портфеля пачку картинок и придвинул одну к молодому человеку.
— Что вы видите?
Елизаров с сочувствием глянул на Питерса и ответил: